Двенадцатитомная «История государства Российского», написанию которой Карамзин посвятил последние 22 года своей жизни, охватывает период с древнейших времен до начала XVII века и является не только значительным историческим трудом, но и прекрасным литературным произведением.Карамзин внес много нового в понимание общего хода русской истории и в оценки отдельных исторических событий, раскрыл при помощи психологического анализа идейные и моральные мотивы действий исторических личностей.Полагая, что история человечества есть история всемирного прогресса, основу которого составляет борьба разума с заблуждением, просвещения – с невежеством. Карамзин видел задачу историка в том, чтобы наставлять людей в их общественной деятельности.В десятом томе «Истории государства Российского» рассказывается о царствовании Федора Иоанновича с 1584 по 1598 год. В заключительной, IV главе автор дает оценку состояния России в конце XVI века.
Николай Михайлович Карамзин
«…При издании сего Шекеспирова творения почитаю почти за необходимость писать предисловие. До сего времени еще ни одно из сочинений знаменитого сего автора не было переведено на язык наш; следственно, и ни один из соотчичей моих, не читавший Шекеспира на других языках, не мог иметь достаточного о нем понятия. Вообще сказать можно, что мы весьма незнакомы с английскою литературою. Говорить о причине сего почитаю здесь некстати. Доволен буду, если внимание читателей моих не отяготится и тем, что стану говорить собственно о Шекеспире и его творениях…»
«…Можно сказать, что Европа имеет ныне только одну мысль: все умы занимаются Французскою высадкою, для которой благоприятное время наступает. Известно, что в октябре и в ноябре месяце cвирепствуют южно-западные бурные ветры, которые могут рассеять флоты Английские; гавани Республики, теперь осажденные ими, будут свободны, и французы, пользуясь счастливою минутою, выдут в море – так пишут в Ведомостях; так думают нe только журналисты и частные люди, но (как уверяют нас) и самые министры…»Произведение дается в дореформенном алфавите.
«…Не говорю, чтобы любовь к отечеству долженствовала ослеплять нас и уверять, что мы всех и во всем лучше; но русский должен по крайней мере знать цену свою. Согласимся, что некоторые народы вообще нас просвещеннее: ибо обстоятельства были для них счастливее; но почувствуем же и все благодеяния судьбы в рассуждении народа российского; станем смело наряду с другими, скажем ясно имя свое и повторим его с благородною гордостию…»
«…В сем сочинении найдет читатель, кроме рассуждений, прекрасные поэтические описания, любопытные завязки, интересные положения, чувства возвышенные и трогательные, обороты свободные и натуральные; слог же всегда приятен и возвышен без надутости…»
Двенадцатитомная «История государства Российского», написанию которой Карамзин посвятил последние 22 года своей жизни, охватывает период с древнейших времен до начала XVII века и является не только значительным историческим трудом, но и прекрасным литературным произведением.Карамзин внес много нового в понимание общего хода русской истории и в оценки отдельных исторических событий, раскрыл при помощи психологического анализа идейные и моральные мотивы действий исторических личностей.Полагая, что история человечества есть история всемирного прогресса, основу которого составляет борьба разума с заблуждением, просвещения – с невежеством. Карамзин видел задачу историка в том, чтобы наставлять людей в их общественной деятельности.Одиннадцатый том «Истории государства Российского» – это описание царствования Бориса Годунова с 1598 года по 1605, «смутного времени» – 1605—1606 годы.
«…Не много найдется драм, которые составляли бы такое гармоническое целое, как сия трагедия, – в которых бы все приключения так хорошо связаны и все характеры так искусно изображены были, как в «Эмилии Галотти». Главное действие возмутительно, но не менее того естественно. Римская история представляет нам пример такого ужасного дела…»
«…Вот любопытный феномен! Русская Грамматика, сочиненная французом,напечатанная в Париже со всею дидотовскою чистотою и красивостию, чтобы заманить республиканцев в лабиринт нашего языка! Гражданин Модрю доказывает им, что они должны учиться ему как для выгод коммерции, так и для лучшего знания самой французской Грамматики…»Произведение дается в дореформенном алфавите.
Николай Михайлович Карамзин , Пабло Неруда
Весной в Лионе вспыхнуло поднятое контрреволюционерами восстание. Его поддержали жирондисты. Началось грандиозное восстание против революции в Вандее. Спасая революцию, опираясь на восстание парижских секций (31 мая – 2 июня), якобинцы, во главе с Робеспьером, Маратом и Дантоном, установили диктатуру. Вот эти события, развернувшиеся в июне – июле 1793 года, о которых Карамзин узнал в августе, и повергли его в смятение, испугали, оттолкнули от революции. Выражением новой идеологической позиции Карамзина, исполненной смятения и противоречий, были статьи-письма – «Мелодор к Филалету» и «Филалет к Мелодору». Мелодор и Филалет – это не разные люди, это «голоса души» самого Карамзина, это смущенный и растерянный старый Карамзин и Карамзин новый, ищущий иных, отличных от прежних, идеалов жизни.Философия Филалета толкала на путь субъективизма. В центре творчества стала личность автора; автобиографизм находил выражение в раскрытии внутреннего мира тоскующей души человека, бегущего от общественной жизни, пытающегося найти успокоение в эгоистическом счастье.
Николай Михайлович Карамзин , Н М Карамзин
«…Уже розы и лилии на олтаре благоухали, и я приближался к оному с прелестною Эльвирою, с восторгом в душе, с сладким трепетом в сердце, уже священник готовился утвердить союз наш своим благословением – как вдруг явился незнакомец, в черное одежде, с бледным лицом, с мрачным видом; кинжал блистал в руке его. «Вероломная! – сказал он Эльвире. – Ты клялась быть вечно моею и забыла свою клятву! Я клялся любить тебя до гроба: умираю… и люблю!..» Уже кровь лилась из его сердца, он вонзил кинжал в грудь свою и пал мертвый на помост храма…»
Карамзин дает высокую оценку «русскому Сиду», то есть трагедии Корнеля, переведенной белыми стихами Я. Б. Княжниным; издана в Петербурге в 1779 году.«…Корнель, сочиняя своего «Сида», имел у себя перед глазами две гишпанские драмы сего содержания, из которых, говорит Вольтер, взял он самые лучшие и трогательнейшие места своей трагедии, бывшей, так сказать, основанием его славы; ибо до того времени знала его французская публика только по «Клитандру» и «Медее», двум весьма несовершенным трагедиям. «Сид» долгое время был любимейшею пиесою парижской публики, и самые новейшие французские писатели почитают его если не лучшею, то по крайней мере трогательнейшею изо всех Корнелевых трагедий…»
«Всегда и везде первым женским достоинством была скромность. Древние думали, что та женщина есть совершенна, о которой люди не говорят ни худого, ни доброго: ибо домашняя жизнь (твердили они) есть, по закону Природы, святилище ее достоинств, непроницаемое для глаз любопытных: внем она сияет и красотою и любезностию; в нем печется о супруге и детях; в нем услаждает сердце первого и образует юную душу последних…»Произведение дается в дореформенном алфавите.
«…Человеколюбие, без сомнения, заставило Цицерона хвалить старость; однако же не думаю, чтобы трактат его в самом деле утешил старцев: остроумию легко пленять разум, но трудно победить в душе естественное чувство.Можно ли хвалить болезнь? а старость сестра ее. Перестанем обманывать себя и других; перестанем доказывать, что все действия Натуры и все феномены ее для нас благотворны – в общем плане, может быть; но как он известен одному Богу, то человеку и нельзя рассуждать о вещах в сем отношении…»Произведение дается в дореформенном алфавите.
«Записка» написана в 1818 году, после смерти Новикова; обращаясь к Александру, Карамзин просил о помощи семье просветителя, разоренной Екатериной II.«…Новиков как гражданин, полезный своею деятельностию, заслуживал общественную признательность; Новиков как теософический мечтатель по крайней мере не заслуживал темницы: он был жертвою подозрения извинительного, но несправедливого. Бедность и несчастие его детей подают случай государю милосердому вознаградить в них усопшего страдальца…»
«…Кровопролитие, мятежи и бедствия составляют главную и, к несчастью, любопытнейшую часть всемирных летописей; но История нашего отечества, подобно другим описывая жестокие войны и гибельные раздоры, редко упоминает о бунтах против Властей законных: что служит к великой чести народа Русского. Он, кажется, всегда чувствовал необходимость повиновения и ту истину, что своевольная управа граждан есть во всяком случае великое бедствие для государства. Таким образом народ Московский великодушно терпел все ужасы времен Царя Ивана Васильевича все неистовства его опричных, которые, подобно шайке разбойников, злодействовали в столице как в земле неприятельской. Граждане смиренно приносили жалобу, не находили защиты, безмолвствовали – и только в храмах Царя Царей молили небо со слезами тронуть, смягчить жестокое сердце Иоанна…» Произведение дается в дореформенном алфавите.
«О вы, некрасивые сыны человечества, безобразные творения шутливой натуры! вы, которые ни в чем не можете служить образцом художнику, когда он хочет представить изящность человеческой формы! вы, которые жалуетесь на природу и говорите, что она не дала вам способов нравиться и заградила для вас источник сладчайшего удовольствия в жизни – источник любви! не отчаивайтесь, друзья мои, и верьте, что вы еще можете быть любезными и любимыми, что услужливые Зефиры ныне или завтра могут принести к вам какую-нибудь прелестную Псишу, которая с восторгом бросится в объятия ваши и скажет, что нет ничего милее вас на свете…»
«…Есть два рода людей, у нас и везде: одни верят силе и легким успехам добра, радуются намерением его как делом, и – мимо всех возможных или необходимых препятствий – летят мыслию к счастливому исполнению плана; другие трясут головою при всякой новой идее человеколюбия тотчас находят невозможности, с удивительною методою разделяют их на классы и статьи, улыбаются и заключают обыкновенным припевом лениваго ума: как ни мудри, а все будет по старому! В доказательство нашего беспристрастия согласимся, что первые не редко обманываются; согласимся даже, что вторые чаще бывают правы: но скажем и то, что люди не успели бы ни в чем хорошем и благородном, если бы все имели такой образ мыслей…»Произведение дается в дореформенном алфавите.
28 марта 1800 года Карамзин в письме Дмитриеву сообщил о начале работы над «Пантеоном»: «Я пишу теперь нотицы к портретам русских авторов». В 1802 году в издании П. Бекетова вышли четыре тетради «Пантеона». Позже для собрания сочинений Карамзин дополнил «Пантеон» некоторыми новыми характеристиками писателей. Одним из главных источников был «Опыт исторического словаря о российских писателях» Н. Новикова, изданный в 1772 году. В тексте сохраняются даты жизни и смерти писателей, сообщенные Карамзиным.
В ряде статей, напечатанных в 1802 году в «Вестнике Европы», Карамзин развивал свои излюбленные мысли о необходимости дворянам-помещикам переехать из города, где они живут расточительно, в деревню и там исполнять долг свой перед крестьянами, быть их защитниками и т. д. Это «Письмо», напечатанное в конце 1803 года от имени сельского жителя (в журнале оно было подписано именем Луки Еремеева), должно было как бы свидетельствовать, что призывы издателя журнала услышаны, что помещики стали понимать свой долг, что в деревне начало сказываться благодетельное следствие крепостного права – все крестьяне трудятся, они богаты и счастливы, и все это только благодаря заботам своего помещика.
Альманах коммунистической фантастики, третий выпуск (без Долоева)
Гюнтер Крупкат , Ия Корецкая , Николай Михайлович Карамзин , Яна Завацкая
«…Временное уединение есть также необходимость для чувствительности. Как скупец в тишине ночи радуется своим золотом, так нежная душа, будучи одна с собою, пленяется созерцанием внутреннего своего богатства; углубляется в самое себя, оживляет прошедшее, соединяет его с настоящим и находит способ украшать одно другим. – Какой любовник не спешил иногда от самой любовницы своей в уединение, чтобы, насладившись блаженством, в кротком покое души насладиться еще его воспоминанием и на свободе говорить с сердцем о той, которую оно обожает…»
«…Губерния наша если не превосходит, то по крайней мере не уступает другим в изъявлениях патриотической ревности. Все дворяне, и богатые и небогатые, считали за честь способствовать деньгами заведению благородного училища. Самые купцы, которые не могут участвовать непосредственно в пользе его, хотели бескорыстно участвовать в благодеянии, доказывая тем, что различные состояния в России соединяются общею любовью к отечеству, и что благо одного есть удовольствие другого…»Произведение дается в дореформенном алфавите.
«…Потомство! достоин ли я был имени гражданина Российского? Любил ли Отечество? верил ли добродетели? верил ли Богу?.. Я не знал нужды по своей бережливости и по милости Божией, но не имел достатка, имея многочисленное семейство, без способов воспитывать детей, как бы мне хотелось…»
Карамзин произнес речь в связи с избранием его членом Российской академии 5 декабря 1818 года.«…Академия, желая возбудить деятельность умов, и прежде задавала темы писателям, обещая награды успеху: сей способ, одобряемый примером знаменитейших ученых обществ, Французской академии и других, без сомнения также весьма действителен, когда выбор предметов, соответствуя образованию народа, заманчив для ума и воображения, благоприятствует новости, богатству идей или картин, обращает внимание на истинное достояние искусства, где вещество ждет руки художника или мысль изображения…»
«…За 25 лет перед сим были в Москве две книжные лавки, которые не продавали в год ни на 10 тысяч рублей. Теперь их 20, и все вместе выручают они ежегодно около 200 000 рублей. Сколько же в России прибавилось любителей чтения? Это приятно всякому, кто желает успехов разума, и знает, что любовь ко чтению всего более им способствует…»Произведение дается в дореформенном алфавите.
«…Для успехов всякой науки, всякого искусства, надобно желать педантов; они могут быть иногда смешны, но всегда полезны. Кто не знает славного ТРАКТАТА О СОЛОВЬЯХ, которого автор доказывает, что предмет его важнее философии, нравственности, политики, богословии? Зато охотники до соловьев узнали, как надобно обходиться с ним и спасать их от болезней.Таким образом я пользуюсь дружбою одного, крайне ученого мужа, который живет единственно для склонений и спряжений, божится родами, видит во сне наречия; и если, марая бумагу, ошибаюсь менее других – если умею иногда задуматься над словом, умею быть осторожным – то конечно ему обязан сею выгодою…»Произведение дается в дореформенном алфавите.
«…Я намерен говорить о себе: вздумал и пишу – свою исповедь, не думая, приятна ли будет она для читателей. Нынешний век можно назвать веком откровенности в физическом и нравственном смысле: взгляните на милых наших красавиц!.. Некогда люди прятались в темных домах и под щитом высоких заборов. Теперь везде светлые домы и большие окна на улицу: просим смотреть! Мы хотим жить, действовать и мыслить в прозрачном стекле…»
«Я обещал вам, любезный друг, объездить Московские окрестности и сказать несколько слов о том, что увижу.Исполняю свое обещание; но время, мною избранное, не благоприятствует живописи предметов. Осенью хорошо сидеть у камина, а не скитаться; хорошо думать, а не смотреть. Не даром русские бранятся сентябрем месяцем! Унылый вид природы располагает только к меланхолическим Іеремиадам, для которых нет нужды дышать туманами и прятаться в коляске от дождя: плакать стихами и прозою всего лучше в кабинете…»Произведение дается в дореформенном алфавите.
Последнее обращение к читателям «Московского журнала», напечатано в декабрьской книжке за 1792 год. Обещание издавать альманах «Аглая» Карамзин выполнил, правда, с запозданием – вместо весны 1793 года («может быть, с букетом первых весенних цветов положу я первую книжку «Аглаи» на олтарь граций») первая часть «Аглаи» вышла в апреле 1794 года.
«…Без моего искания удостоенный доверенности, я предлагал нынешнему Императору, Николаю Павловичу, начать Манифест о восшествии Его на Престол так «В сокрушении сердец наших (то есть всех Русских), пораженных столь внезапною кончиною Государя Императора Александра Павловича, можем только, как Христиане, смиряться духом пред Всевышним, и молить Его, да послав нам скорбь неизглаголанную, пошлет и силы сносить ее без отчаяния и ропота, с умилением любви и благодарности к памяти усопшего Великого Монарха…»
«…Сия книга содержит описание идеальной, или мысленной, республики, подобной республике Платоновой; но только слог англичанина не есть слог греческого философа. Сверх того, многие идеи его одна другой противоречат и вообще никогда не могут быть произведены в действо…»