1 2

оставшиеся кастыри ожидали их возвращения. Все, кроме де Балиа, были в

сборе, и у каждого трепыхалась заветная весточка, которую срочно нужно было

рассказать.

Глава 11.

Весовщик на тропе.

Маршалл шел по следу. Похитительница или похитители все

спланировали и воплотили безупречно. Кроме одного – Милая Мойра порезала

палец о дверь, когда спешила выйти из Дворца. Кровь ее и стала следом,

который теперь отчетливо выделялся среди многих других для глаз весовщика.

Де Балиа не страшили летающие ящеры – наступившая тьма и отличное знание

городских закоулков сделали его почти невидимкой. Маршалл буквально полз

по следам похитителей – сначала Мойра шла одна, потом к ней присоединились

еще трое. Две женщины и двое мужчин направлялись в квартал тимантей.

Следы Мойры пахли ее кровью, вторая похитительница была немолода,

среднего роста, ее следы пахли пылью и немытым телом – вспомнилась

дворничиха, которая отвечала за порядок на придворцовой площади. Звали ее

вроде Нина Сторожко, из свободнорожденных. Тетка склочная и мелочная. На

рассвете всегда мела площадь и ворчала на каждого: «Ходют тут, шляются, по

чистому-то каждый пойдет, а мести никто не хочет…». И долго потом еще вслед

что-то бормотала. Мужчины, судя по следам и запаху от следов – тоже

свободнокровые, тоже пыльные какие-то. Весовщик подумал, что дворники –

странная профессия, они словно кровники, держатся друг за друга, хотя никто с

печатью в крови не шел мести улицы. Атрибуты их работы – метла, коробка на

колесах и совок – те, кто наводил порядок на улицах, всегда могли рассчитывать

на помощь своих сестер и братьев по профессии. Еще в бытность работы в

Ведске де Балиа несколько раз заставал дворников за нарушениями законов –

когда серьезных, когда не очень. В основном, дворники выполняли мелкие

поручения всяких криминальных личностей, за которые те не хотели браться

сами – чтобы не марать руки. Дворники же за соответствующую плату брались

за любую грязную работу. Когда попадались весовщикам, те обычно карали

сами – если вина была незначительна, то и вовсе отпускали, иногда отдавали

палачам – если попадались на чем-то серьезном. Сейчас интуиция вела де

Балиа, крича во весь голос, что впереди те, кто виновен в неслыханном

преступлении – никогда с момента сотворения Мира никто не покушался на

наследника Прима. Дети небесных кастырей не могли и помыслить о таком, а

для свободнокровых царята были кем-то вроде божественных созданий, чье

происхождение являлось неким гарантом закона и неприкосновенности.

Мойра, дворничиха Нина — предположение весовщика оказалось

верным — и двое их спутников, нырнули в один из неприметных домишек,

постучав и поцарапавшись в двери, как уговаривались. Мужчины,

сопровождавшие похитительниц, происходили из тех серых личностей, которые

выползают с закатом на улицы, среди записей числятся как «помощники

дворников» - ага, помощники и посредники, во всех темных делах, о которых

помалкивают в приличном обществе при ярком свете. В дверях мелькнула

женская фигурка с притененным фонарем, которая повела их за собой. Стоящие

тиманти – каждая возле своей рабочей комнаты, ярко размалеванные, облитые

духами, вызывающими желание – притворно застонали в истоме, начали

извиваться, зазывая. Полумрак скрывал их недостатки – у многих были

изрытые пороками морщинистые серые лица, не хватало зубов, глаз,

конечностей – награды «благодарных» клиентов, последствия их собственных

ошибок или дурных болезней. Глаза поблескивали в сумраке, языки

прищелкивали – младший из мужчин остановился, зачарованный запахами,

вздохами и яркими красками, пока Нина-дворничиха не дернула его за рукав,

пробормотав, что нечего здесь прохлаждаться, дела ждут. Вслед ей зашипели

тиманти, обманутые в своих ожиданиях. В этом домишке прозябали те, кто уже

давно перешагнул порог своей молодости и вступил в ожидание дряхлости, но,

в силу привычки никак не мог распрощаться со своим ремеслом. Ремесло это

приносило легкие и немалые деньги, которые тратились быстро, так же, как и

зарабатывались. У постаревших тимантей не оставалось ничего, ради чего они

хотели бы убраться отсюда – ни детей, ни родителей, ни верных друзей. Денег,

жилья – тоже не было. Отдавались за еду и выпивку.

Добравшись до открытой двери, к которой их вела женщина, вошли,

чинно расселись. Нина и Мойра сели рядом на кровати. Мойра достала то, из-за

чего ей было так неловко открывать двери и идти – ребенка, завернутого в кучу

тряпья, положила себе на колени и принялась тихонько укачивать.

- Можешь мне тут театра не устраивать, меня на материнскую любовь не

купишь. Чем докажешь, что это – царёнок? – женщина сняла пыльный грязно-