100 лекций: русская литература ХХ век

Тут же в чем дело, есть два текста поэтических, которые в этом фильме, «Ирония судьбы», спасены из полного забвения. Один — это «Баллада о прокуренном вагоне», автором которой был совершенно забытый Александр Кочетков, хотя он был автором прекрасной драмы в стихах «Рембрандт» [в действительности — «Коперник»], хотя у него штук сто неплохих стихотворений. Но вот всемирно знаменитым в тридцатые годы, ну, не всемирно, а всероссийски, еще до самиздата всякого передаваемая из уст в уста, «Баллада о прокуренном вагоне». Это такое стихотворение о большой железнодорожной катастрофе тридцатых годов. «Нечеловеческая сила в одной давильне всех калеча», помните, да, «и никого не защитила в дали обещанная встреча, и никого не защитила вдали махнувшая рука». Такое бесконечно грустное стихотворение, очень известное, оно вошло даже, как ни странно, в библиотеку Всемирной литературы, в том советской поэзии. Оно было спасено, реанимировано Рязановым, который его знал. До этого Кочеткова забыли совершенно. И вот второй такой текст, это киршоновская песенка, которую тоже уже совершенно забыли. Но вот у Рязанова была одна такая благородная мысль — он верил, что каждый фильм должен свою популярность, Рязанов ненавидел эту популярность, ему хотелось снимать элитное кино, но каждый фильм должен, раз уже это популярное массовое произведение, он должен спасать от забвения кого-то. Вот так он вытащил, например, из забвения стихи Цветаевой, которые знали тогда, ну 5% читательской аудитории. Так он спас от забвения очень хорошее стихотворение Ахмадуллиной, потому что у Ахмадуллиной известны были только те стихи, которые стали песнями. Одна из них знаменитая «Не знаю я, известно ль вам», из «Достояния республики»: «Я этим городом храним», помните, да? Тоже фильм забыт начисто, хотя это лучшая роль Миронова, а песню знают все. Точно так же и песенка из «Иронии судьбы», не самая лучшая, «Моих друзей прекрасные черты», это стало темой всех школьных сочинений. Хотя на самом деле у Ахмадуллиной есть гораздо более талантливые тексты. Вот Рязанов просто Киршона спас, потому что если бы не Рязанов, это имя вообще было бы поглощено тьмой.

Естественно, вы можете спросить, неужели он был совершенно бездарным драматургом? И если так, почему его хвалил Немирович-Данченко? Немирович-Данченко, во-первых, был человеком весьма посредственного вкуса. Он искренне совершенно считал, что Чехов прекрасный, конечно, писатель, но Потапенко тоже прекрасный писатель, и вообще, как писатель, Чехов один из многих замечательных беллетристов, вот драматург он каких не было. Кроме того, почему бы Немировичу-Данченко в двадцатые годы не похвалить Киршона, если театру лихорадочно нужно искать какой-то современный репертуар, а все остальное еще хуже. Понимаете, вы бы почитали те пьесы, которые писали в те годы. Мы об уровне тогдашней драматургии судим по Булгакову, и максимум, может быть, по «Бронепоезду 1469» Иванова. Но если вы посмотрите средний уровень тогдашней драматургии, например, пьесу Третьякова «Хочу ребенка», или «Рычи Китай», на этом фоне вам покажется, что Киршон еще очень и очень ничего. И кстати говоря, очень многие современные авторы, которые кидаются выполнять социальные заказы, они на уровне Киршона тоже абсолютные бездари. Потому что Киршон, в этом его отличие, верил, и его письма Сталину с просьбой спасти, реабилитировать, письма эти проникнуты глубочайшей любовью и глубочайшей тоской, и читать их мучительно. Вот почему я думаю, что этого человека нужно вспоминать, конечно, и с презрением, и с благодарностью, и в каком-то смысле, с глубочайшей жалостью.

Ну, а мы с вами в следующий раз поговорим о 1936 годе, о романе Валентина Петровича Катаева «Белеет парус одинокий».

1936 - Валентин Катаев — «Белеет парус одинокий» (18.06.2016)

Добрый вечер, дорогие друзья. Мы продолжаем с вами курс «Сто лет — сто лекций» и рассказываем на этот раз о 1936 годе. Дело в том, что в 1936 году русская литература, вступая во вторую половину тридцатых, впервые нащупала идеальный способ обходиться без актуальности, без прямых описаний современности. Валентин Катаев еще в 1933 году сказал Надежде Мандельштам: «Теперь нужен Вальтер Скотт». Действительно, процвела в это время проза детская и проза историческая. О современности написана в это время единственная книга, я имею в виду прозу реалистическую, а не соцреалистическую, — это повесть Лидии Чуковской, о которой мы еще поговорим в свой черед, «Софья Петровна». Все же остальные обращаются либо к живительным источникам собственного детства, либо к спасительной российской и зарубежной истории. Появляется множество книг о героях прошлых революций, появляется историческая драматургия, появляются книги о соединителях русской земли и борцах за ее независимость против Батыя, короче говоря, русская проза надолго уходит либо в детство, либо в историю.