Надо сказать, что есть там ещё один герой, который вызывает глубокую неприязнь Солженицына. Неприязнь эта тогда ещё - в 1961 году (а повесть напечатана была в 1962) - но в 1961, когда он её писал, первые читатели как-то на этом не фиксировались. Она же так по рукам уже пошла очень осторожно и все восхищались ею. Никого не настораживало, что один из самых неприятных там людей это интеллигент Цезарь Маркович - московский режиссёр. Ну, нам то ясно, что раз он Цезарь Маркович, то он, скорее всего, еврей, и внешность его такая. Но как бы нас не это настораживает. То, что у Солженицына было к евреям непростое отношение стало уже известно из его книги "Двести лет вместе", которая вызвала шквал либеральной критики, хотя ничего такого особенного в себе не содержала. Но беда Цезаря Марковича не в том, что он еврей. Беда его в том, что он - советская интеллигенция. Вот там, кстати, эта советская интеллигенция, мы уже говорили применительно к пьесе Сурова "Рассвет над Москвой" об этом эпизоде, там в "вечёрке" восторженная рецензия на премьеру Завадского. И интеллигенты эту случайно попавшую в бандероль, в передачу "вечёрку", они буквально рвут её на куски, обсуждая. Им ужасно интересно. Вот в том-то и дело, что советская интеллигенция - она умеет хихикать в кулак, она умеет протестовать тихо, а в самом то деле им, которым и положено быть на самом деле совестью нации, они, вот то, что Солженицын впоследствии назвал образованцы. Чем для Солженицына образованец отличается от интеллигента? Да тем, что у интеллигента есть нравственный стержень. Цезарь Маркович - он же, на самом деле, конформист, он прилипала, он и в лагере абсолютно беспомощен. Кстати именно вот в чём, наверное, Шаламов - главный оппонент Солженицына - с ним сходится, так это, помните, у Шаламова один герой говорит: "Каждый интеллигентный человек должен уметь разводить двуручную пилу". Это очень по-шаламовски. Надо уметь в нечеловеческих обстоятельствах себя сохранять, не унижаться. А в том-то и беда, что Цезарь Маркович унижается. Он унижен. И вот этого Солженицын не может простить. Иван Денисович - ладно. С него нет спроса. Он по сути дела вечный крепостной, русский крестьянин, у которого никогда не было ни образования, ни права, ни свободы, чья единственная добродетель это бесконечное терпение. И это терпение готово всё перенести, всё перемолоть. Но называть его героем солженицынской прозы было, конечно, нельзя. Герои там - другие. И поэтому не зря он говорит, что для него образцами поведения в лагере были в том числе, кстати, бандеровцы, потому что они всё-таки имеют убеждения, имеют твёрдую почву, пусть национальную, националистическую, но всё-таки почву, и сектанты. Вот сектантов он любил больше всего. И их уважал глубоко.