100 лекций: русская литература ХХ век

Надо сказать, что вот страшно сказать, что «Архипелаг ГУЛАГ» — увлекательная книга. Она написана об очень страшных вещах. Почему она увлекательна? Потому что там есть герои, которые на протяжении своей жизни умудрялись что-то этому противопоставить. Почему невыносимо читать «Хатынскую повесть» Адамовича? Потому что это мирные люди, они не сопротивляются. И так же невозможно читать «Блокадную книгу». Любые фронтовые мемуары читать легче, потому что там в руках у людей хоть что-то. А здесь вот Адамович вот все время подчеркивает: «Мы в руках слепой силы, мы ничего не можем сделать».

Так вот «Архипелаг ГУЛАГ» — это о людях, которые могут что-то сделать. Поэтому ключевые главы там, например, — это «40 дней Кенгира», «История лагерного восстания», истории восстаний зековских на Колыме, в Воркуте. Это люди, которые не смирились. И вот это для Солженицына самое главное. «Архипелаг ГУЛАГ» — это довольно, как это ни ужасно звучит, оптимистическое чтение. Оно исполнено молодого бунтарского презрения к покорности. Вот это то, о чем Солженицын писал в стихах: «На тело мне, на кости мне спускается спокойствие. Спокойствие ведомых под обух». Вот в «ГУЛАГЕ» нет этого спокойствия. Это книга, которая вся пронизана зудом сопротивления. И надо сказать, что чтение ее — одно из самых мотивирующих, потому что прочитав эту книгу, невозможно уже смиряться с таким положением дел.

Она была закончена к 1971-му году, к моменту, когда Солженицын понял, что в СССР ему оставаться нельзя, он дал на Запад сигнал ее печатать. Многие говорят, что Солженицын не щадил, чуть ли не доводил до самоубийства людей, которые с ним работали. Да, наверное, не щадил. У него логика борца. Но, в конце концов, или ты борешься, и тогда для тебя многие моральные ограничения снимаются, или ты терпишь, и тогда ты всегда виноват, но ничего вокруг тебя не сменяется.

Солженицын, конечно, не смог опрокинуть советскую и — шире — русскую систему. Он не уничтожил русскую тюрьму и не уничтожил ГУЛАГ, потому что без страха тюрьмы в России ничего не существует. Это главная духовная скрепа — все боятся сесть, а потому исполняют все более и более абсурдные требования все более и более наглых паханов. Это неизменно. Но вот одно переменилось — он сумел переломить самоощущение читателя. Читатель, который терпит, перестал ощущать себя святым, а стал ощущать себя подонком. Это очень важная эволюция. Именно поэтому советская власть в новом ее варианте поступила крайне недальновидно, широко публикуя «Архипелаг ГУЛАГ».

Правда, она отчасти избавилась от него, исправила свое заблуждение, включив его в школьную программу. Это самый верный способ заставить детей эту книгу не читать. Но поскольку, слава тебе господи, есть еще дети, которые читают независимо от школьной программы, это увлекательное чтение продолжает кое-как проникать в широкие слои. И насколько я наблюдаю в последнее время, эта книга опять становится одной из самых читаемых. А как правильно говорил Солженицын, после ее прочтения по-прежнему жить нельзя. Так что, глядишь, она свою роль историческую еще и сыграет. А мы в следующий раз поговорим о Нодаре Думбадзе.

1975 - Владимир Войнович — «Жизнь и необычайные приключения солдата Ивана Чонкина» (27.05.2017)

Здравствуйте, дорогие друзья. У нас сегодня некоторые перемены, в том смысле, что мы на 1975 год анонсировали разговор о Нодаре Думбадзе, а вместо этого в 75 лекции будем говорить о другой книге, по-своему не менее значимой, о «Чонкине». Проблема в том, что главный роман Нодара Думбадзе — это все-таки «Закон вечности», а не «Белые флаги», о которых я собирался говорить. Поэтому о грузинском классике мы поговорим лекций еще через семь, а сегодня у нас Владимир Войнович.

Мы добрались до 1975 года и до романа, который выбивается из нашего обычного ряда по двум причинам. Во-первых, герой нашей сегодняшней программы жив и активен, ему 86 лет. Когда приезжала недавно Эллендея Проффер, его главная американская издательница, она сказала, что невероятно и как-то даже странно на общем анемичном фоне русской литературы нынешней видеть неувядаемого, энергичного, на все реагирующего, чрезвычайно веселого Войновича. Действительно, как-то Владимир Николаевич Войнович среди всего своего поколения всегда выделялся какой-то поразительной неубиваемостью. Уж казалось бы, и отравить его пытались, и травили удивительно дружно, и инфаркт он перенес в эмиграции, и тем не менее сам он остается активен, выпуская в год по книге, и роман его, о котором мы сегодня будем говорить, как-то по-прежнему неувядаем. А вот с этим связана вторая причина.