100 великих крылатых выражений

Со временем эти и другие произведения писателей-просветителей воспитали поколения радикальных молодых людей, готовых в борьбе с предрассудками разрушить до основанья весь старый мир, – творцов Французской революции. Взгляды же самих ее пророков и предтеч с возрастом стали меняться. От (само)убийственного отрицания существующих порядков Дидро и Вольтер, например, перешли к их (некоторому) оправданию разумом.

Десятилетиями Вольтер неутомимо сражался с церковниками и нападал на церковь, но к своим 75 годам стал терпимее и он. Вновь и вновь убеждаясь, как необузданны могут быть люди, он в старости признал, что у многих разум так жалок и слаб, что им надобен Пастырь, дабы во всем ими руководить. Без Оного стада народов в безумии истребят себя.

В своем «Послании к автору новой книги о трех обманщиках» (1768) Вольтер так и написал: «Если бы Бога не существовало, Его следовало бы выдумать». Это «Послание» было ответом Вольтера анонимному автору «Трактата о трех обманщиках» («Traité des trois imposteurs») – манифеста атеизма, который был издан на французском языке в Роттердаме, предположительно в 1719 г., но восходил к средневековому анонимному трактату. Этими тремя обманщиками, выставленными перед всеми в неприглядном виде, были Моисей, Иисус Христос и Магомет.

Еще недавно неистовый критик клерикализма Вольтер, повторявший в своих частных письмах одну и ту же тираду «раздавите гадину» в адрес церковной власти, теперь обрушился на атеизм, ведь тот убирал главную скрепу, удерживавшую мир от «войны всех против всех».

Вся человеческая мораль коренится только в Его заповедях, указывал Вольтер. Бога не будет – и все преступления станут возможны. Каждый человек, кто успеет первым объявить, что он не «тварь дрожащая» и «имеет право» (Ф. М. Достоевский), примется, защищая себя, «с наиразумнейшим на то основанием» казнить других. Лишь Бог, будь то христианский или мусульманский, остается, писал Вольтер, «оградой от злодея и надеждой для праведника».

Предание – один из тех «застольных анекдотов», которые так любили в XVIII в., – сохранило следующие слова Вольтера о Боге и атеизме: «Когда Вольтера спросили, есть ли Бог, он попросил сперва плотно закрыть дверь и затем сказал: “Бога нет, но этого не должны знать мои лакей и жена, так как я не хочу, чтобы мой лакей меня зарезал, а жена вышла из послушания”» (В. В. Ильин. «История философии», 2005).

Тем временем, пока длились блистательные салонные разговоры, век Просвещения, как старомодный паровоз, на всех парах несся вперед – к самому светлому событию, что может ожидать человечество, к великой Революции, наиразумнейшему из всех исторических событий. Те же, кто разгонял этот век, остались далеко позади: Вольтер и другие.

Если у них нет хлеба, пусть едят пирожные

1789 г.

Пожалуй, никто в годы Французской революции не был так ненавидим, как она, королева Мария-Антуанетта (1755–1793), австриячка на французском троне. Популярные журналисты и писатели середины XIX в. (например, Альфонс Карр), повествуя о тех славных годах, сообщали, что из уст в уста передавалась тогда постыдная фраза, якобы произнесенная ею: «Если у них нет хлеба, пусть едят пирожные». Народ голодал. Ненависть к королеве крепла.

Мария Антония Йозефа Иоганна (так назвали эту несчастную, оклеветанную женщину при рождении) была младшей дочерью Марии Терезии, императрицы Австрии. Став в 1770-м женой наследника престола, будущего короля Людовика XVI (1754–1793), она осталась чужой при французском дворе. Столетиями Австрия была заклятым врагом Франции. Ее свадьба с дофином Людовиком, по замыслу Марии Терезии, должна была наконец примирить обе страны, сулила им дружеский союз.

Однако споры вспыхнули уже при подготовке свадебной церемонии. В конце концов решено было передать невесту на границе, разделявшей Францию и Германию. На небольшом пустынном острове посреди Рейна, близ Страсбурга, был построен павильон, украшенный гобеленами и поделенный ровно на две половины: восточная отводилась австрийцам, западная – французам.

На половине Габсбургов худенькой 14-летней девочке пришлось полностью раздеться, ведь ничего из прошлой жизни ей нельзя было взять с собой – ни платья, ни украшений. Девочку передали французским фрейлинам нагую, как Еву до грехопадения. Она в слезах бросилась на шею одной из них, графине де Ноай.