1000 не одна ложь

— Моему сыну хватает нянек. Он не нуждается еще в одной. Но раз мой муж распорядился, то не мне ему противоречить. Будешь убираться в моих покоях и в покоях единственного наследника Кадира. Я позволю тебе вытирать пыль с его игрушек и выносить горшок, так уж и быть.

Потом усмехнулась уголком чувственного рта:

— Я же говорила, что век белобрысых шармут недолгий. Ты теперь никто, что и требовалось доказать. Одного не пойму, почему жива до сих пор… Но мне доставит удовольствие, когда ты будешь чистить мою обувь и перестилать мою постель, после того как мы с моим супругом сомнем все простыни в порыве страсти.

Теперь уже усмехнулась я:

— Век не долгий не только у шармут, но и у жен. Иногда и тем, и другим находят замену. А смятые простыни будут менять совсем в других покоях. Не знаю, кто более жалкий в данной ситуации — бывшая любовница или покинутая и надоевшая жена, которая перестала быть единственной?

Улыбка пропала с лица Заремы, и сквозь смуглую кожу проступила бледность. Она резко развернулась и пошла прочь по коридору. Кажется, я только что нанесла ей серьезный удар, и первая жена не знает, что ее супруг привез с собой вторую. И нет, я не испытала злорадной радости. Я, скорее, ощутила еще большее разочарование. А издалека доносился детский плач, он нервировал и бередил душу, мучил и сводил с ума. И перед глазами стояло маленькое смуглое личико с зелеными глазами. Чем-то неуловимо похожее на личико Буси. Его мать даже не вошла в детские покои, она проследовала дальше, скользя золотистым шлейфом своего наряда в полумраке длинного коридора.

— Идем, не стой здесь. Времени в обрез, а на кухне работы по самое горло. Невзлюбит тебя Бахиджа и превратит твою жизнь в ад. Ты лучше язык за зубами держи. С Заремой не ругайся. Она коварная. Очень коварная. Ей лучше на глаза не попадаться.

ГЛАВА 17

Я взмокла и не успевала вытирать пот со лба ладонями, стараясь не обращать внимание на усталость. Ноги зудели, и мне казалось, я уже не на ногах стою, а на толстых кубышках и не чувствую даже ступни. Зарема позаботилась обо мне. Она отправила меня на кухню. Нет, не прислуживать и приносить блюда. Она отправила меня на самую черную работу. На мойку посуды, чистку овощей, нарезку. Банкеты во дворце были рассчитаны на тысячи человек, а работников Кадир содержал не много, я уже слышала разговоры о том, что старший хозяин скуп и ведет счет каждой копейке, может отключить кондиционеры, если посчитает, что на улице достаточно "прохладно".

Поговорка о том, что богатыми становятся скупцы, полностью себя оправдывала. И была в этом доля правильности, наверное. Но только не для тех, кто сейчас истекал потом на душной кухне. От постоянной мойки посуды у меня разбухли пальцы, и начала трескаться кожа на подушечках. А работа не заканчивалась.

Казалось, меня заваливают ею специально, сбрасывая все больше и больше тарелок, кастрюль, ножей. Казалось бы, в наш современный век должны быть большие посудомоечные машины, но не здесь. Фатима-старшая считала, что, если посуду мыть в машине, она остается грязной, и на ней оседают микробы. Вся работа выполнялась вручную. Нас было всего три девушки, и мы не успевали справиться с наплывом грязной утвари. Казалось, мы обрастаем целыми горами, и этому нет ни конца, ни края.

Я уже поняла, что слово "отдых" не для этого места. Здесь никого не волнует насколько ты устал, а точнее, если устаешь, значит, от тебя нет толку, а в таком случае тебя уволят, отправят убирать за лошадьми или овцами на задний двор, а там еще хуже. По крайней мере туда никто не хотел. И я не знала почему. Наверное, в доме сытнее и престижней. Здесь вообще царили свои законы.

Я старалась не прислушиваться к усталости. Я много думала обо всем, что произошло. Адская боль. Я думала она ко мне больше не вернется с такой силой, как тогда, когда я потеряла Аднана, а потом и моего сыночка. Но она вернулась, только теперь мне ее нес тот, кого я любила. Намеренно ломал меня, опускал все ниже и ниже, давая почувствовать — насколько я никто для него.

Нет, я не ужасалась его жестокости и характеру. Я ведь не была слепой изначально, и я знала, к кому в лапы попала, знала, кто он и какой он… А еще я знала его таким, как не знал никто. Этот мужчина доставал меня с того света, кормил с ложки, обмывал грязь, купал, растирал каждый палец, чтобы вернуть им чувствительность. Учил ходить заново. Он вернул меня с того света, и никого заботливей его я не встречала. А еще я знала, как он умеет любить. Я испытала на себе всю силу его страсти, когда она смывает яростным ураганом все на своем пути. Тем больнее было сейчас познать всю силу его презрения и равнодушия. Потерять счастье — это настолько невыносимо, что только от одной тоски по нему хотелось выть и рвать на себе волосы.