1000 не одна ложь

— Посмотри, какой красивый твой сын. Посмотри, какого красивого мальчика я родила тебе. Твой наследник. Джамаль Аднан.

Если бы она хотела причинить мне большую боль, она бы не смогла. Мне показалось, что в мою грудную клетку мягко вошел острый нож, его воткнули и несколько раз провернули в той дыре, что осталась вместо сердца.

Я не стала ждать, что он ей ответит, я выбежала из детской к себе, быстрее к себе. Ворваться внутрь, закрыть дверь и рухнуть на пол, чтобы зайтись в слезах, захлебнуться ими, задохнуться от них.

Нет… я не завидовала ей. Я просто вдруг ощутила всю боль своей утраты, увидела со стороны все то, что могло быть у меня… могло, но не стало. Ни сыночка, ни любви Аднана.

У меня есть только Буся и Амина, и я должна попытаться выжить, чтобы вернуться домой к моим девочкам.

* * *

Утром меня вернули обратно на кухню, к тем же горам грязной посуды. Теперь предстояла уборка после празднества. На свои пальцы я не смотрела. Их разъело еще вчера, и к вечеру на них живого места не останется. Аллергия на щелочь. Когда я попросила перчатки, на меня посмотрели, как на умалишенную. Цивилизацией это место только называлось.

— Слышали, что утром устроила новая жена господина Аднана?

В кухню зашла девушка-прислужница с двумя подносами. На них она принесла свежие сплетни, собираясь обменять их на завтрак для своих господ.

— Тшш, говори не так громко. Тут даже у стен уши есть. Что устроила?

— Била посуду, содрала все занавески. Узнала, что Господин ходил к Зареме и остался там до утра, нянчиться со своим сыном. Фатима изрыгала такие ругательства, которые я и на рынке никогда не слышала. Она совсем обезумела. Порывалась ворваться в покои Заремы. Бахиджа ее еле остановила и вразумила, так она и ей нахамила.

— Ого. Кажется, скоро бойня начнется. Тут как бы под раздачу не попасть.

— Пусть мегеры поубивают друг друга.

— Видела, Зарема с утра с Аднаном и Джамалем на прогулку отправилась. С каких пор она начала с сыном выезжать? Раньше он в покоях Кадира и Фатимы-старшей ночевал, а как Аднан вернулся, так она его к себе приблизила. Матерью притворяется. Там инстинктов материнских, как у кукушки.

— Да, сколько раз слышу, как плачет маленький Джамаль. Мегера она. Решила Аднану показать, что хорошая мать, и вернуть свое место возле него и в его кровати. Сучка.

Я отвернулась и поставила кастрюлю на полку. Боль, накатившая на меня вчера, снова вернулась, и перед глазами вдруг непрошено появилась картинка, где Мы с Аднаном и нашими детьми тоже едем на прогулку.

Не заметила, как уронила кастрюлю, и та с грохотом упала на гору тарелок, и осколки посыпались по всей кухне.

Все замерли и смотрели только на меня. В их глазах отразился ужас. Неподдельный страх.

— Фатима-старшая убьет тебя — это ее любимый сервиз. — тихо сказала одна из девушек и посмотрела на меня расширенными от ужаса глазами. — Она отобьет тебе за это пальцы.

ГЛАВА 18

Они отвели меня к Фатиме не сразу. Видимо, праздник продолжили и с утра. Гости еще не разъехались. Какая-то часть меня была даже рада, что я здесь и не должна присутствовать там, где кодло этих змей. Ближе к вечеру я уже с трудом чувствовала руки и ноги, таская тяжелые кастрюли с кипящим варевом, подносы и блюда. Пока не появилась Бахиджа и не обвела всех яростным взглядом.

— Кто разбил сервиз Госпожи? Она требовала выставить его к чаепитию. А потом… потом она потребовала привести ту, что его уничтожила. Кто это сделал? Не скажете, я выберу любую из вас сама.

Я не сразу заметила, как побледнели женщины, как с отчаянием смотрели на Бахиджу, которая пронизывала нас блеклыми, болотными глазами навыкате. Ее пятна стали ярче в несколько раз, а щеки полыхали заревом. Только я видела не ярость, а страх. Она боялась за себя, прикрывая этот ужас гневом. Ей приказали, и пришлось выполнять. Во мне уже давно все смешалось, и я плохо различала, где добро и зло в этом мире. Мне казалось, что добра в нем нет совершенно.

По крайней мере я его почти не видела. Здесь все происходило по каким-то совершенно другим законам. Именно здесь я поняла, что ад на самом деле живет в нас, как и рай. И один человек может подарить другому и то, и другое.

"Ад и рай — в небесах" — утверждают ханжи. Я, в себя заглянув, убедился во лжи: Ад и рай — не круги во дворце мирозданья, Ад и рай — это две половины души.*1

Но я практически не видела, чтобы здесь у людей были души. В этих людях Бога не было изначально, они погрузились в преисподнюю своих страхов и животной жажды выжить. Каждый думал сам за себя, боялся и трясся за свою шкуру. Хотел удержаться в сытном месте любой ценой, даже за счет других людей.

Подлость — не порок, никто никому не доверяет, в глазах сверкает ненависть и практически нет любви. А если и есть, то только к себе самому. Бахиджа не могла быть иной, иначе ее бы здесь уже давно не было.

— Молчим? Значит, ты пойдешь.

Женщина указала на одну из девушек толстым пальцем.

— Я? Почему я? Это не я разбила.

— А кто?

— Это сделала я.

Я вышла вперед и вздернула подбородок выше.

— Я разбила сервиз. Не надо выбирать никого другого.

— Пошли за мной.