1000 не одна ложь

Даже страдания и болезнь не изменили его. Мощный, живой. Жидкая ртуть под лоснящейся кожей, бугрящейся мышцами. Его дыхание наконец-то выровнялось.

Провела кончиками пальцев по всем чертам лица, по его ровным густым бровям, по векам, очертила линию носа, полные губы.

— Мне кажется, я не видела тебя целую вечность. Знаешь, все эти годы, что я считала тебя мертвым, я помнила, какая она наощупь — твоя кожа… как ты пахнешь пустыней, грехом и кальяном. Я так скучала по твоему запаху…

Прикоснулась кончиком носа к скуле и повела им вверх. Втягивая запах его кожи. Именно его. Чистый аромат пота, песка, крови и боли. Мелкими поцелуями прошлась по тонкому шраму на виске.

— До того, как я увидела Джамаля, я представляла нашего сына сама в своих фантазиях… а сейчас… мне так стыдно, но у нашего сына лицо… лицо Джамаля. Это неправильно, это какое-то ужасное предательство. Но малыш так на тебя похож, как две капли воды, и я так сильно полюбила его, что я просто не могу представить его другим.

Провела пальцами по груди, поглаживая воспаленную взбухшую кожу возле повязок. Находя новые и старые шрамы, узнавая его тело заново, чувствуя, как под моими пальцами выпукло выделяются мышцы. Наслаждаться каждым прикосновением.

— Буся не любила, когда я плачу. Она плакала вместе со мной. Говорила, что ей болит. И мне приходилось прятаться от нее, чтобы плакать о тебе.

В эту секунду я почувствовала, как его пальцы крепко сжали мои пальцы, и тут же, вскрикнув, приподнялась. Аднан приоткрыл глаза и смотрел на меня из-под тяжелых век слегка затуманенным взглядом. Я хотела с воплем выбежать к Джабире, но он не выпустил мою руку. Пошевелил губами, но я не могла разобрать ничего. Наклонилась ниже и смогла понять лишь слово "болит". Встрепенулась, откинула одеяло и провела ладонью по его израненной ноге.

— Болит? Где? Я сейчас принесу обезболивающее. — снова попыталась вскочить, но он удерживал и тянул к себе.

— Когда ты… — посмотрел мне в глаза, — болит… когда плачешь.

А у меня слезы из глаз не просто покатились, они полились ручьями.

— Моя дочь… — и сухие губы растянулись в слабой усмешке, и на едва затянувшихся трещинах появились капли крови. — моя дочь… права…

Я бы закричала в этот момент, но я не могла. Я лишь открывала рот и судорожно ловила воздух, глядя на его бледное лицо и невольно вытирая кровь с его губ.

ГЛАВА 24

Прощение… Как много всего в этом слове, звучащем иногда, как молитва, иногда, как приговор, а иногда, не имеющем и вовсе никакого смысла. Можно ли простить и забыть, или простить, но ничего не забывать, или забыть, но оставить внутри ядовитые осадки горечи. Нет, я его не прощала и мне не нужны были его просьбы о прощении. Я не ждала их, как ждут многие другие, чтобы разрешить себе на законных основаниях, с облегчением сделать то, что хотели — иметь возможность, потешив свою гордость, раскрыть свои объятия прощенному, не чувствуя себя при этом жалким и униженным.

Если бы я хотела простить, если бы я жаждала этого или же наоборот жаждала мстительно не прощать — мне было бы намного легче… Но я не хотела ни того, ни другого. Я хотела совсем иного, того, что ОН никогда не сможет мне дать, и прощение нас обоих не спасет.

Я смотрела вдаль, на горизонт, туда, где когда-то Аднан показывал мне тот самый замок из миража. Кроваво-красный восход, такой же жутко-прекрасный, как и закат. И вдалеке нет ни одного миража. Наверное, в него надо верить и ждать, чтобы увидеть. Сколько времени прошло, как я здесь, в пустыне? Не знаю. Я не считала дни и ночи. Я их проживала вместе с ним, пока он начал есть самостоятельно, вставать, ходить. Он выжил. Это все, чего я хотела и просила так отчаянно у своего и у его Бога. Прощение так мелко по сравнению с ценой жизни того, кого любишь настолько безумно, как я любила этого дьявола.

Сзади послышались шаги, и мне не нужно было оборачиваться, чтобы знать, кто это. Я его чувствовала душой, я им дышала, как люди дышат кислородом и точно улавливают, когда он чист. Только мой кислород наполнял мои легкие не чистотой, а углекислым газом рабства и собственной ничтожности, понимания, что я всего лишь ничто для него.

Встал и сам дошел сюда. Без палки и помощи. Улыбнулась уголком рта. Иначе и быть не могло. Упрямец и на лошадь взберется, вопреки всем прогнозам Джабиры. Он и так встал, и начал ходить намного раньше, чем она думала. Аднан набросил мне на плечи накидку и так и не убрал руки.