1000 не одна ложь

— Я не хочу никем становиться. Я хочу быть собой. Хочу быть Настей Елисеевой. Хочу ходить с распущенными волосами, носить брюки и юбки, учиться, работать, гулять, говорить по-русски. Жить я хочу. Свободной. Не придатком к мужчине, не его рабой, не вещью. Понимаешь? И здесь это невозможно. И не тебе менять эти законы.

— Значит, ради любви ты не можешь от всего отказаться и принять мою жизнь?

Я все же уперлась ему в грудь и дернулась, освобождаясь от его рук. Как он может просить меня отказаться, если сам у меня все отнял и меня отнял у моей дочери… Но я не хотела упрекать, не хотела и ненавидела упреки.

— А ты? Ты ради любви от чего можешь отказаться? Ты требуешь от меня, а сам… что ты готов дать мне?

— Все. Только попроси.

— Я попросила…

Он хотел дотронуться до моего лица и все же опустил руку. Так и не ответил, а мне захотелось заорать, ударить его, зарыдать в голос. Потому что я знала… знала, что он ни от чего ради меня не откажется. И дело не во мне… а в том, что он не имеет права, в том, что воспитан иначе и… наши менталитеты слишком разные. Пропасть между нами.

— Значит хочешь, чтобы отпустил? Хочешь отказаться от всего и уехать?

Я судорожно глотнула раскаленный воздух и едва заметно кивнула.

— Скажи мне это. Скажи — Аднан, я тебя не люблю и хочу уехать. Скажи, Аднан, я лгала, что ты любовь моей жизни, и я просто хочу быть от тебя свободной.

Ударами наотмашь. Словно плетью по лицу, по груди, по рукам. Исполосовал каждым словом.

— Я не лгала. Не лгала. Ты любовь моей жизни. Ты…

— Значит, ты должна остаться, иначе ни одно твое слово ничего не стоит.

— Значит, считай, что я лгу. Считай, что каждое мое слово — ложь. Тебе ведь было легко так считать и раньше. Ничего не изменится для тебя и сейчас.

Ветер стих внезапно, и стало очень тихо, словно все вокруг затаилось.

— Ты права. Ничего не изменится. Я был дураком, если смог мечтать, что ты выберешь меня добровольно.

— Ты все еще можешь меня заставить.

Он развернулся лицом к поднимающемуся диску солнца.

— Не могу и не хочу. Любовь не берут насильно, не покупают и не выпрашивают. Я мог брать твое тело… а душу, ее ничем не принудишь. Значит таков твой выбор. Да? Выбираешь жизнь без меня? Выбираешь свободу?

Резко обернулся ко мне, и я почувствовала, как мне под кожу впиваются раскаленные иглы, как прошивают ее стежками отчаянной тоски.

— Выбираю свободу, — ответила, едва шевеля губами.

— Значит ты ее получишь. Ты вернешься домой, Настя Елисеева. Я обещаю. Слово Аднана ибн Кадира.

Посмотрел на меня таким взглядом, от которого мне захотелось закричать, и сердце замерло, дышать невозможно. Я не думала, что смогу почувствовать его боль, я не думала, что он мне ее покажет. Я ожидала, что начнет ломать, подчинять себе, выворачивать и кромсать мне душу. Но только не этой тоски во взгляде. И мне захотелось закричать… закричать, что мне тоже больно, что мне больнее, чем ему. Что это он ничего изменить не может, а не я. Привлек к себе, коснулся губами моих губ и тут же выпустил.

— Прощай, девочка-зима.

Развернулся и, хромая, пошел в сторону пещер, не оборачиваясь на меня. Такой гордый, такой далекий и чужой, и такой одновременно родной и любимый.

Почувствовала, как слезы все же потекли по щекам и камень в горле разорвал голосовые связки, потому что я со стоном опустилась в песок. И так и не смогла сказать ему вслед "прощай". Он смог, а я нет… Наверное, какая-то часть меня надеялась, что не отпустит, какая-то отчаянно сошедшая с ума часть, которая не представляла своей жизни без него.

Не знаю, сколько времени просидела вот так на коленях, пока не услышала щелканье кнута и не увидела Аднана в седле, он пришпорил коня и несся по пустыне в сторону рассвета, а я упала лицом в песок и закричала. Просто заорала куда-то в пустоту и в необратимость. Куда-то в прошлое. Где мы оба на короткое время поверили, что можем быть вместе.

ГЛАВА 25

Я шел от нее прочь, не чувствуя ног, не чувствуя себя совершенно, словно все мое тело онемело. И сердце билось, как бешеное. Больно билось, как в последний раз. Я не мог и еще не осознавал, что это конец, что это надо принять и смириться.

Когда брал ее насильно, когда вторгался в нее со всей дикой страстью, какая-то часть меня еще верила, что и душу можно получить потом, что рано или поздно она тоже достанется мне, но… нет. Маленькая Зима свою душу так и не отдала, спрятала ее в снегах и заморозила диким холодом, которым веяло от нее все то время, что я пришел в себя в пещерах старой Джабиры.

"Для меня жизнь с тобой невыносима и… она хуже боли от расставания. С тобой хуже, чем без тебя"