1000 не одна ложь

Когда пришел в себя, послал в деревню Анмара с зашифрованной запиской. К Икраму. Он был единственным, кому я сейчас мог доверять, и кто не распространился бы о том, что я жив. Где сейчас мои враги, я не знал… Но я уже знал, что это Рамиль и Шамаль. И пока что держал свой гнев в узде, не позволяя ему ослепить меня, не позволяя завладеть мною. Всему свое время. Икрам прислал верных мне людей, которые скорее бы позволили изодрать себя на ленты, чем предали меня. Старый лекарь прислал мне лошадей, воду и провизию.

Я собирался окрепнуть и вернуться домой. Вернуться, чтобы наказать предателей и заставить Рифата говорить теми способами, от которых развязывался язык у самых волевых и терпеливых. Теперь у меня было к нему намного больше вопросов… Но все это потом. Все после того, как верну себе свою душу, как верну свое сердце и начну ощущать, как оно пульсирует в груди и млеет под ЕЕ взглядом… Но я просчитался, жестоко ошибся и ударился изо всех сил о зеркало льда, который она возвела из своего отчаяния, обиды и боли… Право на существование которых я всецело оставлял за ней.

Но я не думал, что изрежусь и разобьюсь об этот лед насмерть. И мне хотелось вытащить проклятую надежду на счастье у себя из грудной клетки и швырнуть об эту стену, чтоб больше никогда не питалась иллюзиями, чтобы наконец-то истекла кровью и истлела.

Шел в направлении пещеры и подыхал от изматывающей, безжалостной агонии, которая мешала сделать вдох и выдох. Словно меня всего исполосовали до мяса, но сдохнуть не дали.

Моя белоснежная Зима — больше не моя и моей быть не хочет. Она предпочла бы лучше умереть, чем остаться со мной. И… это справедливо. Я заслужил. Каждую из этих ран заслужил.

"Я… я не верю тебе. Не вижу нас вместе. Не вижу себя здесь. И… не вижу себя с тобой".

А я не верю себе, что слышу это от тебя… не верю, что ты вот так хладнокровно вонзаешь в меня лезвия и кромсаешь нас обоих.

"Умереть, но не жить в клетке. Умереть, но остаться собой. Я тебя не знаю… Ничего о тебе. Ты всегда был господином, хозяином и никогда моим мужчиной… и я не верю, что ты им станешь. Ты — это ты. И… я люблю тебя таким, но ты и я — не единое целое. Я — зима, а ты — жгучее лето. Ты никогда не изменишься… да это и не нужно. А меня… Ты меня убиваешь…"

Нет, Альшита, я убивал не тебя, я убивал себя… а ты добила. И я бы собственноручно вложил нож в твои руки, чтоб ты сделала это по-настоящему. Я не смог заставить тебя поверить, что люблю. Не смог сказать это так, чтоб растопить этот лед… А может быть, тебе это уже и не нужно. Но я до боли в груди хотел заорать, что буду любить тебя, пока не сдохну, и когда сдохну, продолжу любить, врываясь в твои воспоминания запахом соли и песка, запахом крови. Если ты позволишь ворваться…

Да, я собирался дать ей свободу. Отпустить. Несмотря на то, что до зубовного скрежета хотел придавить к себе, до хруста в костях, жадно выдирать с ее губ поцелуи, заглушать каждое ее "нет" своим громогласным "да". Заставить, принудить, привязать к себе каким угодно способом пусть даже подлым, пусть низким и не достойным мужчины и… не смог. Посмотрел в ее темно-синие клочки ночного неба и понял, что хочу, чтобы она была счастлива. И если она будет счастлива без меня — значит мы оба это заслужили.

Переступил порог пещеры и встретился взглядом с темными глазами Джабиры. Выжила старая ведьма, спряталась в пустыне и выжила, как выживают гремучие змеи и ядовитые сколопендры. Но я был этому рад. Старая карга вызывала во мне уважение, и я готов был протягивать ей руку помощи по первому зову. Несмотря на то что она опасна, мне старуха была верна всегда. Признала хозяина, как в свое время признала его в моем отце и простила ему даже изгнание.

— Слова убивают намного больнее кинжала и пули. И после них воскреснуть практически невозможно.

Я прошел мимо нее и рухнул на табурет.

— Мертвецы не воскресают. Дважды сдохнуть невозможно. Сегодня мои люди отвезут ее в аэропорт. А я прочешу здесь каждый сантиметр и найду падаль Рамиля и его гиену Шамаля.

Джабира помешала свое варево в котле.

— Тебе домой надо… Иначе поздно будет.

Я вскинул голову и посмотрел на ведьму, она все так же невозмутимо водила ложкой в чане.

— Что ты знаешь?

— Я не знаю. Я чувствую. Беда там и грязь. Много мерзкой грязи. Я чувствую ее вонь даже сюда. Ты должен немедленно вернуться. А я позабочусь о твоей женщине.

— Женщина возвращается домой. Сегодня же. Была б моей женщиной… осталась бы со мной.

Ведьма отрицательно покачала головой:

— Мужчины слепы и категоричны. Женщины чувствуют иначе. Особенно такие женщины, как она. Но ты верно поступил, отпустив ее… кто знает, может, это самое верное решение в твоей жизни.

— А может быть, самое идиотское из всех, что я когда-либо принимал. Самоубийцы тоже принимают единственное решение и последнее. Кто знает, верное оно или нет… но я чувствую себя самоубийцей.

— Поторопись… у тебя мало времени.

— Мало времени на что?

— На прощание… И наказание…