10000 лет во льдах

Я только что вернулся из визита в Тусон. В наши дни железных дорог наше побережье быстро становится похожим на более обжитые части континента. Несколько лет назад поездка в Аризону была делом, которое требовало продуманного плана и времени для его осуществления. Теперь это просто приятная экскурсия на день или два. Семь дней назад я был в Сан-Франциско, три дня назад – в Тусоне, сегодня я снова здесь, и ни один друг не заметил моего отсутствия и не счел странным, что за это время я побывал за сотни миль от дома. У меня не было времени для более чем быстрого визита. По телеграфу в город были переданы достоверные новости о некоем горнодобывающем предприятии в окрестностях Тусона. Я просто поехал туда в интересах покупателей, чтобы заключить сделку и получить бумаги, подписанные в срочном порядке прямо на месте. Я прибыл туда в среду и, убедившись, что один из руководителей дела только что уехал в Прескотт и не сможет вернуться до пятницы, получил в свое распоряжение день, который мог потратить или убить по своему усмотрению. Со времени моего последнего визита в Тусон прошло пять лет, и я был поражен заметными признаками улучшения со всех сторон. Тем не менее, часа или двух в среду днем было достаточно, чтобы мне увидеть все это, и, пообедав с местным видным адвокатом, который занимался текущим делом, и осмотрев испанский квартал после наступления сумерек, как я всегда стараюсь делать по религиозным соображениям, когда появляется возможность, я зевнул и отправился спать. Утром, после завтрака, я решил посетить старый собор Сан-Ксавьер-дель-Бак, который находится в десяти милях к югу от города. Хотя я бывал там раз или два до этого, я никогда не изучал досконально его своды, и я считал, что сейчас у меня есть хорошая возможность сделать это. Легкая прогулка в течение нескольких часов по красивой долине Санта-Крус привела меня к крепостному сооружению, купол и башни которого уже некоторое время сверкали над равниной в лучах утреннего солнца. Я, как и все, кто когда-либо видел эту громаду, внутренне благоговел перед неукротимой энергией францисканских монахов и отцов-иезуитов, которые воздвигли такой великолепный памятник в самом сердце пустыни, перед лицом всех препятствий, которые обычно сдерживают человеческие начинания, и не ради корыстных целей. Подъехав к фасаду, обращенному в сторону, противоположную той, с которой я подъехал, я соскочил с коня, привязал его к столбу, ослабил поводья и оставил его топтать и кусать мух, которые уже были начеку в поисках жертвы, а сам снял шляпу, почтя память старого Педро Бохоркеса, строителя, и перед святостью этого места, и вошел в лучший образец смешения мавританской и византийской архитектуры, который существует по эту сторону Мексики. Пройдя под старинной эмблемой монахов-францисканцев, возвышающейся над дверным проемом, крестом с катушкой веревки над ним и двумя руками внизу, одной – Христа, другой – святого Франциска. Мои шаги отдавались могильным эхом от белых оштукатуренных и покрытых лепниной стен, от искусно выполненных фресок "Тайная вечеря" и "Языки пламени Пятидесятницы", которые смотрели на меня с обеих сторон прохода, когда я шел по нему. Восхитительная прохлада, тихая неподвижность, "неяркий религиозный свет", мистический воздух этого места были для меня не в новинку, но, попав сюда, освободившись от людей и деловой суеты, они оказали двойное очарование и подняли мои мысли в другие, более высокие русла. Я дошел до пересечения с латинским крестом, в виде которого выполнена конструкция храма, когда заметил присутствие еще одного человека, которого раньше не замечал. Довольно высокая и слегка сутулая фигура в свободном синем саржевом пиджаке, в надвинутой на глаза шляпе на бронзовом, с густой бородой, лице, стояла возле фотоаппарата, установленного на штативе. Незнакомец, не заметив моего приближения, просунул голову под черную ткань на задней панели аппарата и сфокусировал объектив, насколько я мог судить, на голой белой штукатурке западной стены, где не было фресок, а только масса солнечного света площадью около восьми или десяти футов квадратных, которая струилась от одного из восточных фонарей.

"Так!" – подумал я. – "фотограф. В этом нет ничего необычного, ведь в старом соборе Сан-Ксавьер-дель-Бак и вокруг него много интересных мест. Но что он фотографирует? Если бы он направил свой объектив на одну из прекрасных фресок, я бы понял его, но на голую, покрытую штукатуркой стену…"

Я не успел продолжить плутать в своих догадках, как в этот же момент незнакомец поднял голову из-под ткани и предстал передо мной. Я взглянул на его лицо и сразу узнал художника, хорошо известного в Сан-Франциско.