10000 лет во льдах

Мне было хорошо известно, что Милбанк активно развивал свое искусство в этих странах, но я не ожидал увидеть его здесь. Я сразу же представился, вспомнив некоторые моменты пяти-шести летней давности, в которых я был лично с ним связан. Он прекрасно вспомнил их, сердечно пожал мне руку и, казалось, был рад меня видеть. Я объяснил, как так получилось, что я оказался в Аризоне, и причину моего визита в старый собор. Он же, пока настраивал снимок в задней части камеры и, держа в руке часы, снимал крышку объектива, вкратце рассказал, что последние два месяца жил в Сан-Ксавьере и, возможно, пробудет здесь еще некоторое время.

– После отъезда из Сан-Франциско, – заметил он, возвращая крышку объектива на место. – Я, как вы, несомненно, знаете, путешествовал по Мексике и Центральной Америке. Я собрал редкую коллекцию интереснейших снимков и около трех месяцев назад проезжал через Чиуауа по дороге в Сан-Франциско, где и собираюсь их выставить. Два месяца назад, как я уже говорил, я прибыл сюда и занялся съемкой старого собора снаружи и внутри, со всех точек, представляющих интерес. Первоначально я намеревался пробыть здесь одну неделю, так как за это время я, несомненно, успел бы сделать все необходимое, но удивительное и неожиданное происшествие задержало мой отъезд и с тех пор удерживает меня здесь.

К этому времени мы достигли главного входа, и мой друг повел нас через открытое пространство на юг, к одному из старых монастырских зданий, которое, по его словам, он получил разрешение занять у сестер Святого Иосифа, четыре из которых поселились там и заняты ревностным трудом по обучению индейцев папаго, проживающих по соседству. Войдя в просторную саманную комнату36, голые белые стены которой со всех сторон оживляли прекрасные образцы фотографического искусства, я попал в настоящую лабораторию. На полу валялись открытые сундуки и саквояжи. Вокруг на больших столах стояли бутылки и упаковки. Несколько больших фотоаппаратов беспорядочно валялись повсюду. На грубо сколоченных полках стояло несколько томов, некоторые из них были полуоткрыты. На вбитых в стены гвоздях висели пальто и другие предметы одежды. В одном углу стояла обычная походная кровать с натянутой на нее грубой клеенкой, на которой лежал матрас и куча одеял. В другом – занавеска из желтой бязи, поддерживаемая деревянными стойками, указывала на то, что за ширмой преследуются те тайны искусства фотографа, для успешного осуществления которых требуется либо темнота, либо желтый свет. Несколько стульев и табуреток, а также плита с кухонной утварью дополняли обстановку квартиры. Этот ансамбль с первого взгляда убедил меня в том, что я нахожусь в святилище художника, чей личный комфорт был подчинён преданности своему искусству. Попросив меня присесть и дав мне портфель с фотографиями для просмотра, Милбанк извинился и вошел за желтую бязевую занавеску, чтобы, как он заметил, проявить только что снятый негатив. Через несколько минут он вышел со стеклянной пластиной в руке, которую поднес к свету и критически осмотрел.

Я посмотрел через его плечо и увидел, что на стекле отобразилась группа фигур. Несколько удивленный, я повернулся к нему и сказал:

– Я заметил, что место на стене, на которое был направлен ваш объектив, было лишено фресок, а здесь, – указывая на пластину, – у вас есть фигуры, хорошо проработанные фигуры – не одна, а много. Я достаточно разбираюсь в фотографии, чтобы понять, что нельзя сфотографировать то, чего не существует.

Милбанк улыбнулся странной улыбкой, отвечая:

– Конечно… конечно, нельзя. Но, тем не менее, эти фигуры существуют, и будут существовать до тех пор, пока существует собор. Друг мой, – добавил он более серьезно, – неужели вы думаете, что я остался бы в этом глухом месте и терпел все эти неудобства, если бы у меня не было на то причин?

– Я помню, – сказал я, – вы упомянули, что неожиданное происшествие побудило вас остаться здесь, но вы не дали никакого намека на характер этого происшествия.

– Вы деловой человек, – сказал мой хозяин, присаживаясь и наливая кофе, – и вы знаете кое-что из науки и немного о фотографии. Я рад, что встретил вас сегодня, потому что вы один из немногих интеллигентных людей, которых я видел в течение многих месяцев. Здесь на меня смотрят как на безобидного сумасшедшего. Сестра Марта и сестра Тереза набожно перекрещиваются, когда проходят мимо меня, но не забывают потребовать плату за аренду этой моей комнаты, когда наступает время, и, поскольку я иногда даю им доллар-другой дополнительно для их протеже из папаго, они вполне довольны, что я остаюсь, пока мое безумие не примет худшую форму, чем просто фотографирование голых стен. Бесполезно пытаться объяснить им, что я делаю. Было бы еще хуже, чем просто бесполезно показывать им, что я сделал. Потому что, мой дорогой сэр, людей сжигали на костре за то, что они делали вещи, которые были обыденным явлением по сравнению с теми экстраординарными результатами, которые я получаю.

Тут Милбанк встал и, попросив меня сопровождать его, снова направился к собору, сказав: