10000 лет во льдах

– Знакомство с этим томом, – продолжал он, – вдохновило меня на новые размышления и заставило поверить, что действие на мою чувствительную фотопластинку действительно оказывал этот одический свет или сила. Но все же я был в затруднении, как объяснить мотив, причину действия этой силы от голой стены на мою пластину. Каким образом, спрашивал я себя, эти изображения были спроецированы на голую стену, покрытую штукатуркой? И не только одно и то же изображение из одного и того же места, но и множество, бесконечная череда изображений, поскольку, как я уже говорил, изображенные картин никогда не были похожи в деталях, хотя и были похожи по характеру, будучи, по сути, изображениями сцен, которые, как мне подсказывали разум и здравый смысл, разыгрывались в этом соборе дни, годы, десятилетия или столетия назад. Проблема казалась слишком огромной для человеческого разума, чтобы справиться с ней, понять или постичь. Тем не менее, рассуждал я, вот факт, неопровержимый факт передо мной, твердый и осязаемый в форме обычных материальных фотографических отпечатков с обычных материальных негативов. От этого факта никуда не деться, и для этого должна быть причина. Я сказал, что в науке нет ничего, пусть даже на первый взгляд загадочного, таинственного и запутанного, что человеческий интеллект, если его правильно применить, не смог бы понять и сформулировать; нет ни одной загадки или проблемы в огромном круговороте природы, к которой мозг не смог бы подобрать ключ. Ах, подумал я, сам мозг! Существует ли более удивительный механизм, будь то в микро- или макрокосмосе? Разве это не скрижаль, материальная скрижаль, на которой записаны все мысли и действия наших прошлых лет, да, и каждый момент этих лет, и эти мысли и действия воспроизводятся нашим интеллектом, иногда по желанию, иногда по законам ассоциации, иногда во сне, и все же они там. В этом факте не было никаких сомнений. Почему же, спрашивал я себя, неорганические вещества не должны обладать такой же силой и действовать по одному из тех таинственных законов, которые иллюстрируют и показывают единство природы? Я был вынужден, более того, я был рад признать, что это может быть так. Но какова, рассуждал я, природа этого прокручивания, этой живописи, этого письма на скрижалях мозга? Молекулярное воздействие на мозговую массу или ткань, ответил я себе. Ни одна картина, ни одна мысль не проникает в мозг через любой из органов чувств, но он изменяет расположение молекул или атомов, составляющих мозг. Но что такое атом? И как получается, что такая бесконечная множественность и разнообразие изменений могут существовать в пределах такого ограниченного пространства, и каждое ощущение, каждая сцена, каждая мысль сохраняются, определенные и неповрежденные, без столкновения одного с другим? Фарадей говорит, что мы ничего не знаем об атомах, а Эттфилд и Тиндалл, хотя и несколько более расплывчатые в своих теориях, охотно признают то же самое. Но все же мы можем подойти к этому обширному предмету и получить некоторое представление об атоме из наблюдений точных наук. Эренберг, занимаясь вопросом инфузорий, подсчитал, что в капле воды диаметром в двенадцать дюймов содержится пятьсот миллионов анималькулей, и, поскольку каждая из этих анималькулей обладает полостью и органами, едва ли можно ошибиться, приписав каждому из них тысячу атомов. Атмосферные бактерии еще меньше – по расчетам, не менее восьми секстиллионов из них могут содержаться в пространстве размером с булавочную головку. Но я утомляю вас наукой.

– Нет, нет, – сказал я, – это служит для того, чтобы убедить меня, что вы в скором времени дадите мне решение этого удивительного вопроса с фотографиями.

– Итак, – продолжал Милбанк, – я был вынужден прийти к такому выводу относительно сцен, которые были воспроизведены на моей сенсибилизированной пластине, подвергнутой линзовому воздействию лучей света, исходящих от голых стен собора, а именно, что за последние сто лет, и в каждый момент прошедших ста лет, поскольку, как вы знаете, собор строился с 1768 по 1798 год, лучи света, исходящие от объектов внутри здания и проецируемые на его стены, последовательно заряжали коллокацию атомов, составляющих эти стены, точно так же, как если бы они проецировались на ткани мозга животного.

– Да, – сказал я, – если допустить, что эта гипотеза верна, то как вы объясните их воспроизведение, то есть то, что они снова проецируются со стены на вашу сенсибилизированную пластину упорядоченным и организованным образом? Скажите мне это.