10000 лет во льдах

Поскольку я в значительной степени связан с этой историей, джентльмены (начал мсье Дюбуа), необходимо, чтобы я сначала рассказал вам кое-что о себе. Мне пятьдесят пять лет, и я более пятнадцати лет живу в Калифорнии, приехав сюда прямо из Франции, когда мне было сорок, из-за тех самых обстоятельств, о которых я собираюсь вам рассказать. Я родился в 1830 году в департаменте Луара, в поместьях виконта де Превиля, чей замок стоит, как вы, возможно, знаете, на правом берегу Луары, недалеко от Орлеана. С тех пор, как я был мальчиком, я жил в замке, поступил на службу к виконту в качестве пажа, чему я, несомненно, обязан своим знакомством с обычаями и этикетом светской жизни, в которых, я надеюсь, вы не нашли меня несовершенным. С двенадцати до двадцати лет я служил пажом, а затем меня повысили до личного слуги или камердинера виконта. За два года до этого виконт женился на дочери соседнего дворянина, и брак был очень счастливым, за исключением того, что он еще не был благословлен потомством. Поэтому я вспоминаю радость, с которой вскоре после этого по замку прошел шепот о том, что виконтесса вот-вот станет матерью. Наконец, появление в замке нескольких джентльменов в черных мундирах из Парижа и суматоха среди женщин показали, что критическое время приближается. В течение следующих двух дней, когда мои обязанности привели меня в окрестности апартаментов виконтессы, многое из того, что произошло, попало в поле моего зрения. Я заметил, что джентльмены из Парижа выглядели мрачнее, чем когда-либо, и во время одной из их консультаций, когда я вошел в комнату, в которой они находились, чтобы забрать то, что я забыл там, я услышал, как один из них сказал: "Симптомы с каждым днем становятся все серьезнее и тревожнее. Я боюсь, что мы не сможем вытащить ее".

На следующее утро, прежде чем я вошел в комнату виконта, я узнал, что виконтессы больше нет, что она умерла ночью, и что врач выполнил так называемую операцию кесарева сечения, чтобы спасти ребенка. Поэтому я был вполне готов к чрезмерному унынию, в котором я нашел своего хозяина, который сидел, закрыв лицо руками, и когда он поднял глаза, посмотрел на меня как сумасшедший и яростно приказал мне убираться с глаз долой. Все то утро и весь день я ждал в его прихожей, готовый ответить, когда он позовет меня, но никакого призыва не последовало, как только я рискнул открыть дверь, я увидел виконта, сидящего в той же позе, очевидно, погруженного в тупое оцепенение. Я подслушал разговор двух врачей, когда они шли по длинному коридору мимо открытой двери вестибюля апартаментов виконта. Один сказал другому:

– Я бы рекомендовал не предпринимать никаких шагов такого рода. Позвольте природе идти своим чередом. Он, конечно, не сможет выжить.

На что другой ответил:

– Если бы отец не был виконтом, я бы отдал пятьдесят тысяч франков за обладание им.

– Тише! – сказал первый. – Нас может услышать камердинер.

Вы можете себе представить, насколько мое любопытство было подогрето тем, что я только что услышал, поскольку я не мог избавиться от ощущения, что замечания врачей относились к новорожденному младенцу. Я заметил также, что у медсестер, когда они ходили взад и вперед по коридору, был мрачный и испуганный вид, совершенно не похожий на суетливую важность, которую женщины всегда принимают в подобных случаях. День тянулся, и ближе к вечеру, не дождавшись зова от моего хозяина, я рискнул войти в комнату и спросить, не принести ли ему чего-нибудь перекусить. Он снова поднял голову с яростным взглядом и закричал: "Прочь!" таким ужасным голосом, что я в ужасе выбежал из комнаты, не смея больше приближаться к нему в тот день.

На следующее утро я снова собрался с духом, чтобы войти в его комнату. Я нашел его полулежащим на кушетке. На мой вопрос, могу ли я что-нибудь для него сделать, он кротко, как ребенок, попросил принести ему кофе. Оно, казалось, оживило его, и он позволил себя одеть, как это обычно происходило, хотя его поведение было как у человека, получившего сокрушительный, ужасный удар. Затем он приказал мне идти в детскую.

– Спроси, – сказал он, – как, – и здесь он, казалось, сделал паузу, словно сомневаясь, какое слово использовать, – как это.

Я сделал все, как он хотел, и одна из медсестер приказала мне сказать виконту, что "все идет хорошо". Новость, казалось, не произвела вдохновляющего эффекта на моего хозяина, который все еще сохранял то же удрученное настроение, что и раньше. Они, однако, усилили мое любопытство относительно младенца, к которому они относились. В течение следующих нескольких дней все продолжалось примерно так же. Один за другим доктора отбыли в Париж, их зловещий вид ничуть не утратил своей мрачности, по крайней мере, если судить по внешнему, несмотря на хорошо заполненный конверт, который я вручил каждому, когда он уходил. Бедная виконтесса была похоронена в семейном склепе в часовне замка, при этом никто не присутствовал, кроме убитого горем мужа и нескольких старых семейных слуг.