10000 лет во льдах

Я помню, что события, о которых я собираюсь рассказать, произошли в 67-м году, в год Парижской выставки. Компания друзей останавливалась в замке летом, и среди них некий благородный маркиз с юга Франции с очень милой дочерью. Не думаю, что я видел много более прекрасных женщин, чем мадемуазель де Сен-Томон – Женевьева, как называли ее родители, – и у меня тоже были хорошие возможности. Она была великолепной брюнеткой с царственной осанкой, с чувственными формами, какими обладают только женщины, рожденные под южным солнцем в возрасте семнадцати лет. Ее блестящие глаза, блестящие волосы цвета воронова крыла и мечтательная томность в каждом ее движении вскоре вызвали печальный хаос в сердце двойного юноши. У него было, увы! одно сердце, хотя у него и было две головы.

На второй день после приезда Сен-Томондов я начал опасаться последствий. И Виктор, и Жюльен были представлены, как обычно, накануне. Виктор пригласил юную леди на обед и не уступал места Жюльену до самого конца трапезы, несмотря на неоднократные намеки, которые последний давал ему, подталкивая его левой рукой, и несколько явных отказов от другой руки – ибо она все еще сохраняла свою древнюю преданность Жюльену – чтобы донести еду до рта Виктора. Однажды мне даже показалось, что я услышал шепот протеста из-под волос Виктора. Когда последний, наконец, встал из-за стола, Жюльен так спешил занять его место рядом с прекрасной Женевьевой, что едва дверь за темноволосым Виктором закрылась, как вошел светловолосый Жюльен. Все эти мелкие детали прошли под моим наблюдением, поскольку я теперь был мажордомом в доме и намеренно проявил сверхинтендантство в столовой по этому случаю. Мне показалось, я заметил также, что молодая леди уделяла больше внимания замечаниям Жюльена, чем Виктора, и более мило улыбалась ему, когда он угощал ее каким-нибудь лакомством. Она даже весело рассмеялась, когда злобному Виктору удалось, контролируя правую руку, пролить немного вина на ее платье. Мне также снова показалось, что я уловил негромкое замечание, на этот раз из-под льняного парика Жюльена, которое звучало как "Ты поплатишься за это".

Жюльен, однако, на этот раз имел преимущество и знал это. Между братьями была договоренность – я не могу удержаться от употребления этого термина, – что их общее тело должно удалиться в конце ужина, чтобы завершить дальнейшие приготовления к разделению вечера между ними в гостиной. Однако на этот раз Жюльен подал даме руку – правую – несмотря на сильное подергивание Виктора, что потребовало от него всей его изобретательности, чтобы извиниться.

– Я так мало общался с вами за ужином, – сказал он, – что вы должны позволить мне еще немного прислуживать вам сегодня вечером, прежде чем я уйду. К сожалению, у меня скоро помолвка, которую я не могу разорвать, хотя я надеюсь вернуться, чтобы пожелать вам спокойной ночи.

Эта небольшая речь, предназначенная, как я мог видеть, как для Виктора, так и для мадемуазель, успокоила меня. Я дрожал, как бы Жюльен не зашел слишком далеко и не возбудил сверх меры страстный темперамент своего брата – такое положение вещей могло привести к разоблачению, которое я не смел даже представить. Я увидел, однако, что не ошибся в своей оценке самообладания Виктора. За исключением очень заметного подрагивания светлого парика, закрывавшего его лицо, он не подавал никаких признаков понимания тех пустяков, которые его брат изливал на ухо прекрасной провансальке. Как бы мне этого ни хотелось, я не мог придумать никакого предлога, чтобы последовать за ними в гостиную в то время, хотя примерно через полчаса мое беспокойство взяло верх, и я вошел, якобы с сообщением для моего молодого хозяина Жюльена. Я нашел его наслаждающимся тет-а-тет с мадемуазель де Сен-Томон в углу, и когда я подошел, я услышал, как она со смехом заметила:

– Да что с вами такое, господин де Превиль? Ты только и делал, что ерзал и вздрагивал весь вечер. Надеюсь, мое общество не настолько неприятно, чтобы сделать вас несчастным.

– Прошу прощения, месье и мадемуазель, – сказал я, подходя к ним с очень глубоким поклоном, – но мне жаль напоминать месье Жюльену, что джентльмен из Орлеана, с которым у него была назначена встреча сегодня вечером, уже полчаса ожидает его. Но, мадемуазель, другой мой молодой хозяин, месье Виктор, послал меня спросить, свободны ли вы.

Мне показалось, что я заметил, как розовые губы мадемуазель Женевьевы надулись, когда я это сказал.

– О, неужели? – спросила она. – Должна сказать, очень вежливо с его стороны было оставить меня за ужином.

С этими словами мы оба поклонились и вышли из комнаты.

Едва мы добрались до маленькой прихожей, где хранились парики и маски, как разразилась буря, которую я так долго ожидал.

– Я научу тебя, как обращаться со мной, – закричал Виктор.

– Кто это все начал? – возразил Жюльен.

– Хорошо, я покажу вам, что я не собираюсь навязываться, – решительно сказал Виктор. – Я теперь весь вечер буду сидеть в гостиной, и ты не скажешь ей "спокойной ночи", как обещал.