10000 лет во льдах

Как ребенок, он бродил из одной части комнат в другую, жадно осматривая каждый новый предмет искусства, стол, книгу, картину или игрушку, к которым он подходил. Было удивительно наблюдать за быстротой, с которой его голова меняла положение на шее, так что сначала одно лицо, а затем другое оказывалось в положении, позволяющем смотреть прямо на предмет, перед которым стояло его тело. Тем не менее, я быстро перестал удивляться, когда подумал, что движение его шеи было совершенно нормальным, поскольку, поскольку естественное положение шеи требовало, чтобы каждое лицо смотрело в сторону от тела, требовался только круговой поворот на девяносто градусов в любую сторону, чтобы выставить любое лицо вперед – движение, на которое, как я обнаружил, моя собственная шея была вполне способна, даже без постоянной практики, к которой юный виконт был приучен чуть ли не с младенчества.

Мальчик уже выучил алфавит и даже научился читать простые слова у своих нянек, так что поначалу у меня были небольшие хлопоты. Я обнаружил, что его (или, скорее, их) восприимчивость была удивительной. Я говорю "их", потому что быстро обнаружил, что каждое лицо, или полголовы, действовало и думало независимо от другого – другими словами, впечатления, полученные через глаза, ноздри или небо одного лица, не передавали соответствующего впечатления другому. Звуки, однако, воспринимались без разбора обоими, поскольку одна пара ушей была общей для обоих.

Была также примечательная особенность на шее. На самом деле было две шеи – по одной на каждое лицо – что касается трахеи, пищевода и всех других передних органов шеи, позвоночник проходил, как это было неизбежно при таком расположении, вверх по центру шейного отдела, и поэтому не было никаких внешних признаков его существования вообще. Все телесные ощущения, от шеи вниз, также были общими для обоих. Если бы я ущипнул молодого виконта за ногу, и Виктор, и Жюльен закричали бы. Из всех этих обстоятельств я пришел к выводу, что Виктор и Жюльен были отдельными личностями, поскольку каждый воспринимал информацию, полученную из любых других источников, кроме звука или прикосновения; если бы я дотронулся до лица Виктора, Жюльен сказал бы, что его коснулись, но если Виктор прочитал отрывок из книги про себя, Жюльен ничего об этом не знал. Возможны были только устные инструкции с моей стороны, которые могли быть получены одновременно обоими.

Волосы Виктора были темными, у Жюльена – светлыми там, где они соприкасались со лбом, и они сливались незаметными переходами на макушке, где цвет был каштановым. Черты их лица также не были похожи, у Виктора оно было более массивным и выраженным, чем у Жюльена, даже в таком раннем возрасте. Воля Виктора также, по-видимому, была сильнее, потому что, когда я поднял какой-то странный предмет, чтобы спросить их, говоря: "Что это?" – лицо Виктора поворачивалось первым, чтобы увидеть его. Так же, когда мы играли в мяч на нашем корте, именно лицо Виктора часто выступало вперед, даже в один из его "тихих" дней, когда он знал, что должен был оставаться скрытым, хотя я не настаивал на этом правиле жестко, когда мы были наедине.