101 ночь. Утерянные сказки Шахразады

— Нет же, о Господи! — простонал он. Затем гость встал, ушел от нее и сжег свою книгу. Поскольку теперь он усвоил, что коварство женщин — это такая премудрость, которую никто не может осилить.

Эту историю я рассказал тебе для того, о царь, чтобы ты не казнил своего сына только потому, что тебя убедила в его вине женщина, о которой ты даже не знаешь, говорит ли она правду или лжет!

Когда царь услышал это, он приказал, чтобы его сына не казнили.

На следующий день на восходе солнца царский сын подумал: «Это тот самый условленный день, когда придет мой учитель. До сих пор за меня каждый день говорили визири, поэтому мне надо бы поблагодарить их за то, что они сделали для меня, до того как эта дьяволица придет к моему отцу и он распорядится о моей казни». Он позвал девушку, которая его обслуживала в течение этих семи дней.

— Пойди к великому визирю и пришли его ко мне, — поручил он ей.

Когда девушка услышала, что царский сын заговорил, она очень обрадовалась, тут же выбежала из комнаты и со всех ног помчалась к визирю. Он был в своем дворце. Она вошла к нему.

— Ребенок заговорил! — сообщила она. — И просит пригласить тебя к нему.

Как был босиком, великий визирь немедленно отправился в путь и поспешил к царскому сыну. Он вошел к нему и поприветствовал его.

Тогда царский сын рассказал ему, кто запретил ему разговаривать.

— Всевышний послал мне этих визирей и через них день за днем оберегал меня от верной смерти, — добавил он. — Я никогда не перестану благодарить их за это. А сейчас пойди к моему отцу и сообщи ему, что я заговорил, и притом до того, как эта противница Господа придет к моему отцу и он отдаст приказание казнить меня.

На этом месте утренняя заря прервала Шахразаду, и она замолчала. Царь поднялся, восхищенный ее захватывающей историей, запер дверь, запечатал ее своей печатью и отправился в правительственные покои.

Семьдесят четвертая ночь

— И вот как, мой повелитель, — сказала она, — продолжается эта история.

Великий визирь отправился в путь, пошел к царю и сообщил ему о том, что его сын заговорил.

— Немедленно приведите его ко мне! — потребовал тот. Тогда визирь и слуги царя вышли и привели сына к царю. Едва войдя к своему отцу, он упал в его объятия и стал просить у него прощения. Тогда они вместе поплакали.

— Сын мой любимый, — обратился к нему отец, — что же мешало тебе разговаривать все эти дни, когда я собирался казнить тебя?

— Да пошлет Всевышний процветание царю и примирение, — сказал мальчик. — Это было указание моего учителя.

На семь дней он запретил мне разговаривать. Затем та девушка сказала мне кое-что, что вызвало у меня такой гнев, что я забыл указание своего учителя и сказал ей: «Мне нельзя разговаривать в течение семи дней». Как только она узнала об этом, она стала всеми силами добиваться моей казни, до того как я снова смогу разговаривать и рассказать что-нибудь, что разоблачит ее. Но теперь, — добавил он, — разумнее всего, наверное, было бы, если бы царь созвал ученых и правоведов, чтобы мы могли продолжить наш разговор в их присутствии.

Когда царь услышал эти слова из уст своего сына, он очень обрадовался.

— Благодарение Всемилостивому Господу, что я не казнил своего сына! — вздохнул он.

Тут перед царем предстал Синдбад, учитель, и поприветствовал его.

— Горе тебе! — закричал на него царь. — Где ты был все эти дни, во время которых из-за твоего указания я собирался казнить своего сына?

— Хвала Всевышнему, он сохранил тебе разум, — ответил Синдбад. — Ибо ни один человек не должен поступать опрометчиво.

— Да, — сказал царь. — Благодарение Господу за это. Он смилостивился надо мной, и я не казнил своего сына несправедливо. Но теперь объясните мне, — обратился он к присутствующим, — кто был бы виновен, если бы я его казнил. Учитель? Та женщина? Или я сам? Или астролог, который прочитал по звездам о том, что мой сын должен молчать семь дней, а мне ничего об этом не сказал?

— Твой сын не был бы виновен, о царь, — постановил один из ученых, — как и его учитель, ведь царь поставил ему условие, чтобы он возвратил царевича точно в срок, и ни часом позже. Вина была бы только на царе, который приказал казнить своего сына из-за женщины, о которой он даже не знал, говорила она правду или лгала.

На этом месте утренняя заря прервала Шахразаду, и она замолчала. Царь поднялся, восхищенный захватывающей историей, запер дверь, запечатал ее своей печатью и отправился в правительственные покои.

Семьдесят пятая ночь

— И вот как, мой повелитель, — сказала Шахразада, — продолжается эта история.

Когда первый ученый закончил свою речь, второй ученый сказал:

— Нет, вина лежала бы не на тебе, о царь, ибо мне давно известно, что нет на свете такого искушения, причиной которого не были бы женщины, так же как нет более твердой древесины, чем у сандалового дерева и камфарного лавра. Эти два вида древесины такие твердые, что высекают искры, если их ударить друг о друга.

Тогда слово взял Синдбад.