101 ночь. Утерянные сказки Шахразады

История о царском сыне и о семи визирях передается под различными названиями: по имени ее протагониста Синдбада, учителя царского сына, ее назвали «Книгой Синдбада», или на латинском языке «Синтипас». Та же история на основании ее содержания была известна под названием «О коварстве женщин». Она представляет собой маленькое, замкнутое в самом себе собрание историй, которое срабатывает — точно также, как и большие собрания «Тысяча и одна ночь» и «Сто и одна ночь», — по образцу «Повествование как спасение жизни»: в течение семи дней наложница и семь визирей рассказывают по очереди — спасая жизнь царского сына или покушаясь на нее. Литературные прообразы этой истории перекочевали из санскрита в среднеперсидский язык, а оттуда в арабский; с арабского «Синтипас» был переведен на многие языки, в том числе в 1253 г. на испанский. Различные отдельные истории и мотивы из рукописи «Синтипас» оказали большое влияние на литературу европейских народов и были в том числе использованы в баснях Ла Фонтена (1621–1695) и в сказках братьев Гримм[32]. Точно так же «История о лошади из эбенового дерева» имеет два названия; часто она называется «Волшебная лошадь», и под этим названием стала одной из наиболее известных историй из «Тысячи и одной ночи». И у этой истории документально обнаружены литературные корни в различных древнеиндийских источниках[33].

Таким образом, обе истории, как и рамочные истории «Ста и одной ночи» и «Тысячи и одной ночи», ведут происхождение от индийских литературных образцов и также независимо от соответствующих сборников историй вели свою литературную жизнь. Однако в рамках «Тысячи и одной ночи» это впервые письменно засвидетельствовано благодаря французскому переводу 1704 г. или же по ходу египетской фазы передачи через поколения около 1800 г.[34] Таким образом, версии «Ста и одной ночи» имеют для обеих историй существенно более древнюю датировку. Все остальные истории из «Ста и одной ночи» находятся только и исключительно там.

Репертуар историй, которыми наполнены оба собрания, не является однотипным. В то время как «Тысяча и одна ночь», по крайней мере вначале, следует четко узнаваемой содержательной программе — первый цикл историй срабатывает как сама рамочная история, по принципу «история или жизнь!»; Шахразада снова и снова конфронтирует с царем с помощью чисто женских сцен обмана, чтобы постоянно держать у него перед глазами его собственные душевные травмы; по ходу этих историй женские образы становятся все более самостоятельными, уверенными в себе и привлекательными, — то в «Ста и одной ночи» подобная «психологическая» программа не просматривается. Здесь, напротив, следуют друг за другом истории различных жанров и содержания, каждая из которых имеет особый характер. Истории «Ста и одной ночи» (за исключением «Истории о царском сыне и о семи визирях», которая во многих отношениях представляет собой исключение) не вложены одна в другую. Они короче и носят совсем иной характер, чем истории в «Тысяче и одной ночи», и дуги напряжения в них гораздо плотнее. Это связано также с объемом сборника, в котором просто не так много пространства.

И с этим положением мы подходим, вероятно, к самому важному различию между этими двумя произведениями: повествование «Тысячи и одной ночи» простирается на временной промежуток почти в три года. За это время Шахразада — незаметно и с различиями в зависимости от редакции текста — родила царю от одного до трех сыновей и теперь, как мать наследников трона, может рассчитывать на милость. В «Ста и одной ночи» времени на это согласно природе недостаточно. Те редакции, которые дают данной рамочной истории вообще какой-то удовлетворительный конец, отмечают лишь беременность Шахразады, благодаря которой царь отказывается казнить ее.

На еще одно различие между старшей и младшей сестрами уже указывалось: в то время как «Тысяча а одна ночь» была распространена на Востоке арабского мира, все сохранившиеся рукописи «Ста и одной ночи» родом с арабского Запада. Сегодня исследователям известны семь рукописей, почти все написаны в XIX в., самая старшая датируется 1776 г. Из них заметно выделяется недавно обнаруженная рукопись из Музея Ага-Хана — своим древним возрастом, хорошим состоянием текста и литературно-историческим значением.

Рукопись из Mузея Ага-Хана

14 марта 2010 г. в моей мастерской зазвонил телефон. Звонила директор программ берлинского Дома Мартина Гропиуса, где через несколько дней должна была открыться выставка «Сокровища Музея Ага-Хана — шедевры исламского искусства». Для открытия выставки, что и послужило причиной для звонка, требовалась музыкальная программа. Долго не раздумывая, я согласилась, составила требуемую программу, договорилась с одним из берлинских музыкантов-лютнистов и поехала со своим инструментом, египетской тростниковой флейтой, в Берлин.