105 тактов ожидания

«Колорадским жуком» мы называли нашего учителя физкультуры, который носил странный спортивный костюм в коричневую клетку. Он достался ему, как и Наткино австрийское пальто, от родительского комитета. Мы все любили его уроки и с удовольствием участвовали в разных состязаниях. Я была членом школьной легкоатлетической команды и заслужила значок ГТО — 1 ступени за прыжки в высоту. Физкультурник, очевидно, боялся, что меня по какой-нибудь причине отстранят от соревнований.

— Спрашивали, какие книги читаю, почему о «Королеве Марго» в классе рассказывала, — ответила я неохотно. — Сказали вести дневник всего прочитанного и приносить на проверку классной. Еще узнавали, есть ли дома учебники по рисованию для художников.

— Это еще зачем? — изумилась Натка.

— Они не объяснили.

— С этим-то как раз все ясно, — прокомментировала Лида. — У Кривицкой вчера после уроков какой-то листок из учебника английского выпал. Классная взяла его, рассмотрела и покраснела вся. А Кривицкая говорит: «Я только что эту бумажку у последней парты подняла. Это, наверное, Костенко рисовала».

— Ну, а что там может быть? — спросила я изумленно.

— Тебе сколько — двенадцать? Ну и проста же ты, мать! — засмеялась Будницкая. — Я на год старше, но в твоем возрасте давно уже все понимала. А еще Шекспиров всяких читаешь!

— Брось, Натка! — остановила ее Лида. — Ты же сама точно не знаешь, что было на той бумажке. Но Кривицкая и Лисицина — та еще парочка. Они же переростки и двоечники. Если что, обе быстро из школы в ФЗУ вылетят. И о «Королеве Марго», скорее всего, именно эти девицы Классной и рассказали.

— Ты, Татка, только не вздумай ни с кем откровенничать о разговоре в учительской, — стала поучать меня Будницкая. — Читаешь — сказки и про Гулю Королеву. Рисуешь — цветочки и стенгазету. Все. Больше ни о чем не распространяйся. Держи в классе рот на замке.

На том и остановились.

Наша троица вместе дошла до Башни. Потом Натка повернула направо, а Лида проводила меня почти до дома, хотя жила в противоположной стороне от школы.

Я думала, что на следующий день обо всех этих глупостях забудется, но не тут-то было. Некоторые одноклассницы стали уже демонстративно меня избегать и обходить стороной, как будто я была заразная. Не все, конечно, но обидней всего было то, что среди них была Галя Ломберт. Я пошла к ней домой за своими акварельными красками, которыми мы рисовали газету, а она меня даже в дом не пригласила. Вынесла синюю коробочку «Невы», протянула мне и произнесла механическим голоском:

«Я, Костенко, газету с тобой выпускать больше не буду. Мама была в школе на родительском комитете, и ей сказали, что от тебя нужно держаться подальше».

Я коробочку из рук у нее взяла, раскрыла и медленно так на землю высыпала все любимые мои корытца с красками. Потом повернулась и пошла домой. Легла, не раздеваясь, на кровать и заснула. После этого я долго болела с высокой температурой. Даже Лизка испугалась. Детский доктор Деревянко сказала, что это, очевидно, опять мои гланды, которые пора удалить. Но маме я писала, что все хорошо.

Натка и Лида приходили ко мне два раза. И мы играли в города и морской бой. Я долго ничего не ела. Не хотелось. А потом Натка принесла кусок черного хлеба с толченым салом и чесноком, посыпанный крупной солью. Мы стали кусать его по очереди. Я откусила и после этого у меня проснулся зверский аппетит. А вот возвращаться в школу мне первый раз в жизни не захотелось.

Вскоре приехал майор Мотыльков и увез меня на другой конец города, где его семья снимала комнату. Перед отъездом дядя Миша с другом упаковали наши вещи в ящики и отнесли их на мансарду. Квартира и некоторая мебель у нас были служебные, и вещей оказалось не так уж и много. В основном — книги. Кровати, шифоньер и письменные столы (папин и мой) отнесли в сарай. Пианино Циммерман осталось стоять на своем месте в белом чехле. Больше я на нем не играла. Из книг дядя Миша позволил мне взять мой любимый «Таинственный остров», и еще толстый том Шекспира и «Дэвида Копперфилда» — последние подарки от брата и сестры. А из нот только те, что нужны были мне для экзамена.

— Все остальное будешь брать в библиотеке, да и у нас кое-что найдется.

Дядя Миша и Нора снимали комнату в особняке, где жили ещё две семьи. У всех жильцов было по одной комнате, а у хозяйки — две. Про нее говорили, что она «косметичка», хотя официально она работала в аптеке провизором. Нора в первый же день купила у нее баночку с каким-то невиданным «спермацетовым кремом» и каждый вечер мазала им свое смуглое лицо потихоньку от дяди Миши.

Комната наша была разделена ширмой на две неравные части. В маленькой стоял диван, на котором спали взрослые, и стояла Лялечкина кроватка. В большой — шкаф, этажерка с книгами и круглый стол. Мне стелили постель на полу у стены на полосатом матраце. Потом дядя Миша раздобыл «дачку», раскладную деревянную кровать.

Дня через три после моего переезда у дяди Миши был выходной. Нора с Лялей ушли погулять, а он усадил меня на диван и сказал: