— Вы хотите воды? — спросил Фриц, и я понял, что все может закончиться хорошо, если я не ошибусь. Президент чудом избежал гибели. Эти двое — не говоря уже о шефе полиции Далласа Джессе Карри — будут находиться под огромным давлением, от них будут требовать показать героя. Поскольку Сэйди погибла, у них остался только я.
— Нет, — сказал я, — но ко’а-колы выпью охотно.
Ожидая свою колу, я вспомнил, как Сэйди сказала:
Фриц закурил сигарету и толкнул пачку по столу ко мне. Я покачал головой, и он ее убрал.
— Расскажите нам, как вы с ним познакомились, — сказал он.
Я рассказал, что познакомился с Ли на Мерседес-стрит и мы стали приятелями. Я слушал его разглагольствование о фашистско-империалистическом режиме в Америке, и чудесном социалистическом государстве, которое расцветает на Кубе. Куба — это идеал, говорил он. Россию захватили никчемные бюрократы, поэтому он оттуда и уехал. А на Кубе есть дядя Фидель. Ли не доходил до того, что бы утверждать, что дядя Фидель гуляет по воде, как по суше, но давал это понять.
— Я считал его малость дурковатым, но мне нравилась его семья. — Это была чистая правда. Мне
— Как мог профессиональный учитель, как вы, жить в таком похабном районе Форт-Уорта, вот что удивительно, во-первых? — спросил Фриц.
— Я пытался написать роман. Я понял, что не могу этого делать, преподавая в школе. Мерседес-стрит еще та дыра, но там было дешево. Я думал, что написание книги займет, по крайней мере, год, а это означало, что мне нужно растягивать свои сбережения. Когда окружающая среда меня угнетала депрессией, я представлял себе, что живую в мансарде на Левом Берегу.
Фриц:
— Ваши сбережения включали деньги, которые вы выигрывали у букмекеров?
Я:
— Сейчас я воспользуюсь пятой поправкой[676]
.Вилл Фриц на это буквально расхохотался.
Гости:
— Итак, вы познакомились с Освальдом и стали его приятелем.
— Это весьма
— Продолжайте.
— Ли с семьей оттуда переехали; я остался жить там. И тогда как-то он мне неожиданно звонит и говорит, что теперь они с Мариной живут на Элсбет-стрит в Далласе. Сказал мне, что район там лучше, а аренда дешевая и полно свободных квартир.
Я поведал Фрицу и Гости, что к тому времени уже успел устать от Мерседес-стрит, поэтому поехал в Даллас, мы посидели с Ли в кафетерии «Вулворт», потом прошлись по району. Я снял квартиру на первом этаже дома № 214 на Западной Нили-стрит, а когда там освободилась верхняя квартира, я сообщил об этом Ли. Ответил, так сказать, любезностью на любезность.
— Его жене не нравилось их жилье на Элсбет-стрит, — объяснил я. — Дом на Западной Нили-стрит оттуда находился всего лишь за углом, но был намного лучше. И они переехали.
У меня не было понятия, насколько детально они будут проверять мою историю, насколько хорошо будет держаться хронология, или что может наговорить им Марина, но все это для меня было неважным. Мне нужно было лишь время. Даже полудостоверная история могла меня обеспечить нужным временем, особенно когда агент Гости сейчас вынужден трогать меня не иначе, как в лайковых перчатках. Если бы я рассказал все, что знал о его отношениях с Освальдом, остаток карьеры он, скорее всего, отбывал бы, морозя себе сраку где-то в Фарго[677]
.— А потом случилось кое-что, что заставило меня навострить уши. В прошлом апреле это произошло. Перед самой Пасхой. Я сидел за столом у себя на кухне, работал над своим романом, когда вдруг подъезжает дорогой автомобиль — «Кадиллак», я думаю — и из него выходят двое. Какой-то мужчина с женщиной. Хорошо одетые. Они привезли куклу для Джуни. Это…
Фриц:
— Мы знаем, кто такая Джуни Освальд.
— Они поднялись вверх, и я услышал, как тот парень — у него еще такой, будто бы немецкий, акцент и голос громкий, как из пушки, — я услышал, как он говорит: «Ли, как же это ты в него промазал?»
Гости наклонился вперед, с глазами выпяченными, вот-вот выскочат с его жирного лица:
— То, что слышали. И я проверил по газетам, и угадайте что? Кто-то за четыре или пять дней до этого стрелял в какого-то отставного генерала. Большую шишку среди правых политиканов. Как раз того сорта, который ненавидел Ли.
— И что вы сделали?