— А что за новость? — спросил я, хотя ужасная уверенность уже пронзила меня до костей: Кеннеди мертв. Я не мог знать, что там, какая-то катастрофа, или инфаркт, или чье-то новое покушение удалось, но он мертв. Прошлое сопротивляется, и Кеннеди все-таки умер.
— Землетрясение в Лос-Анджелесе. — Она выговорила
Мы как раз проезжали мимо Лисбонского драйв-ина. ЗАКРЫТО НА МЕЖСЕЗОНЬЕ, — сообщала надпись на его навесе. — ПРИГЛАШАЕМ К НАМ В 1964-м!
— Сильное землетрясение?
— Говорят, семь тысяч погибших, но когда слышишь такую цифру, понимаешь, что там больше. Большинство мостов, к черту, позавалились, дороги в тряпье, и всюду пожары. Кажется, и часть города, где негры жили, выгорела дотла. Вотс! Что это к черту за название для городского района? Да пусть бы даже для такого, где черный люд живет? Вотс[687]! А!
Я не отозвался. Я думал о Рэксе, беспородном песике, который у нас был, когда мне было девять лет и я еще жил в Висконсине. В дни обучения мне разрешали играться с ним утром на заднем дворе, пока я ждал школьный автобус. Я учил его командам «сидеть», «принести», «ко мне» и всяким другим, и он их уже выполнял — умная была собачка! Я очень ее любил.
Когда приезжал автобус, прежде чем к нему побежать, я должен был запереть за собой калитку на заднем дворе. А Рэкс всегда ложился на кухонной веранде. Оттуда его звала и кормила моя мама, вернувшись с местной железнодорожной станции, куда она отвозила отца. Я никогда не забывал закрывать эту калитку — по крайней мере, я не помню случая, чтобы хоть когда-то я
— Я его запер, как всегда, — оправдывался я сквозь слезы и, говоря это, сам верил, что так и сделал. Наверное, потому, что так делал
Я долго лежал тем вечером без сна, думая о том, чего не мог припомнить, переживая то, что действительно мог сделать. Не говоря уже о чувстве вины. Оно меня пекло еще долго, год или даже больше. Если бы я мог припомнить точно, хоть то, хоть другое, я уверен, мне бы стало легче. Но я не мог. Запер я калитку или не запер? Вновь и вновь я возвращался мысленно в последнее утро моего песика и не мог вспомнить ничего ясно, кроме того, как кричу, телепая кожаным сыромятным поводком: «Подай, Рэкс, подай!»
Что-то такое было и в том такси, пока я ехал в Фолс. Сначала я пытался убедить себя, что в Лос-Анджелесе всегда
Это не казалось мне убедительным. Если бы такое землетрясение случилось в той Америке, где я жил, прежде чем спуститься в кроличью нору, я должен был бы об этом знать. Случались и более мощные катастрофы — цунами в Индийском океане 2004 года убило более двухсот тысяч людей, — но для Америки семь тысяч большая цифра, больше, чем в два раза выше количества жертв 11 сентября 2001.
Дальше я спросил себя, могло ли сделанное мной в Далласе как-то послужить причиной того, что, как говорит эта женщина, якобы случилось в Лос-Анджелесе. Единственный ответ, который крутился у меня в голове, это эффект бабочки, но как он мог так быстро вспорхнуть в механизм? Никак. Абсолютно никак. Между этими двумя событиями не усматривается постижимой причинно-следственной связи.
И, тем не менее, из какого-то глубокого закоулка моего ума доносился шепот:
Да этого просто не могло быть. Даже если...