12 смертей Грециона Психовского

– Ну, если вы и есть тот, кто Духовный Путь придумал – то, получается если этот ваш Путь что-то гласит, значит это ваша идея и ваше убеждение. Ни то, чтобы я был против.

– Очень напоминает бизнес-коучей, – заметил Грецион.

– Да-да! И вот эти книжечки, ну ты знаешь, когда тебя учат, как организовать твой график, чтобы спать по восемь часов в день и успевать все на свете… Но это мы так, простите. Ваше здоровье!

Аполлонский поднял бокал, запустив тем самым известную цепную реакцию застольной выпивки – гости и лемурийцы чокнулись. Психовский, отпив полбокала, тут же понял, что срочно нужна закуска, и потянулся за виноградом, так молниеносно кинув его в рот и проглотив, что тот попал не в то горло.

Профессор закашлялся, пытаясь набрать побольше воздуха, но тот упорно не хотел наполнять легкие – голова закружилось, перед глазами потемнело, где-то на небесах рассмеялся философ Хризипп12, и вот уже мир отошел на второй план, куда-то на затворки сознания, где очень скоро утонул небытии…

Но перед этим профессор услышал – или, ему опять показалось? – утягивающее за собой, всепоглощающее шипение где-то под храмом.

И Грецион Психовский умер.

Рак. Глава 7. Песнь песней Грециона Психовского

…месяц Рука, Праведный Пастырь Неба

Нин-шубур, великий визирь Ана13 и Инанны14

месяц насыпания семени,

проращивания раннего семени

месяц крика Нинруругу

месяц, когда пастыря Думузи схватили…

Из «Астролябии В»

– Кажется, это где-то уже было, – промямлил Грецион Психовский, выплюну хмельной напиток и подперев голову руками. Нет, он все-таки воистину ненавидел это чертово дежавю.

– Счастливого дня смерти, – хихикнул Федор Семеныч, с довольным видом хватая что-то со стола.

– Заткнись! – гаркнул профессор.

Аполлонский открыл рот, став похож на рыбку пучеглазика.

– Опа, – протянул он. – А вот это что-то новенькое. Я, конечно, знал, что Раков легко обидеть, но ты превосходишь сам себя…

– Прости, – Психовский так сильно схватился за бороду, что чуть клок волос не вырвал. – Но просто помолчи, помолчи, помолчи…

– Лемурия – место тем и особенное, – как бы между делом заметил Заххак, – что здесь никогда не бывает ноющего чувства дежавю. Одна для всех оттисков, один знак Зодиака, под которым все и рождены. Но, думаю, об этом вам уже рассказали…

Магус снова посмотрел на Бальмедару – та все еще отводила взгляд.

– Но не буду вам больше мешать. Ешьте, отдыхайте, спите крепко и не нервничайте – ночь, как вы могли заметить, у нас очень туманна и особенна. А мы с вами еще увидимся – поверьте, гости у нас задерживаются надолго.

Заххак взглянул на Брамбеуса, который между бесконечными приемами пищи набрал было воздуха, чтобы высказаться, но реплика его была прервана, не начавшись:

– И нет, это не значит, что всех своих гостей мы сжираем или обращаем в рабство, барон. Просто география располагает…

Визирь Духовного Пути улыбнулся и облизнул иссохшие губы – Грецион, волей случая в этом оттиске уже более-менее пришедший в себя, заметил… некое подобие черных надписей прямиком на языке Заххака. А может, это была просто игра света и тени – в конце концов, станет ли нормальный человек родом с древнего мифического континента идти в местный тату-салон с просьбой набить что-то во рту?

Психовский предположил, что при определенных условиях точно станет. Голова, чувства и поведение все еще не особо слушались и шатались туда-сюда, как на старых деревянных качелях, но профессор все же записал эту деталь на жестком диске мозга, где она смешалась с кучей других нюансов – вот что бывает, когда долго не чистить и не сортировать системные папки, просто не находя на это времени.

Фиолетовый туман оказался настолько густым, что в него можно было укутаться, подобно главной эстрадной диве – и это отнюдь не фигура речи. Подолы этой ночной мантии доползли и до берегового пляжа, где достопочтимый алхимик Сунлинь Ван все еще продолжал думать, правда, слегка сменив позу и местоположение на песке. Ни один философ и мудрец, даже самый терпеливый, не сможет думать о вечности постоянно сидя на одном месте в одной позе, если он, конечно, не отдал богу душу. Но такое обычно сложно не заметить.

Старый китаец передернулся, когда туман коснулся его щиколоток – он не ожидал такого материального прикосновения. Когда же фиолетовая дымка шалью окутала Сунлиня, он наконец-то открыл глаза, выйдя из терпкого омута раздумий.

Алхимик додумался – до чего бы то ни было – и перешел к действиям: теперь медлить было нельзя, причин тому, неведомых никому, кроме Сунлиня, были десятки, да и шорох ног вновь начинал нарастать.