12 смертей Грециона Психовского

Она знала, что профессор попал в темницу, поговорив с ее матерью, и спешила к темнице, молясь всем богам, чтобы Психовский не проболтался о ней ни Бальмедаре, ни Заххаку.

Голову, как ветер пустой дом с открытыми окнами, сквозил запах корицы и стрекотание сверчков, ее личные ощущения от этого места. Камни здесь, под землей, давили на сознание, заставляя шагать быстрее, чтобы сделать дело и уйти.

Девушке становилось дурно в темноте, потому что Инара до невозможности любила свет, неважно, какой – лунный или солнечный, главное, чтобы это был просто свет. Инара писала стихи – лишь иногда, когда было настроение, в особенности, когда ей не хватало света, не хватало пространства, чтобы вдохнуть, когда ей казалось, что тиски свободы сжимаются и сплющивают – девушке, как и многим другим в легкой, порхающей юности, казалось, что мир сам по себе – место свободное и светлое, а тьма и дискомфорт приходят откуда-то оттуда, со стороны, и ты можешь справиться с ними в одиночку, сделать мир лучше – как получиться. Когда Инаре хотелось сделать мир капельку справедливее, капельку свободнее, капельку правильнее, словно открыв окно и пустив сквозить горную утреннюю свежесть, девушка всегда писала стихи, пахнущие для нее душистыми цветами: розами, пионами, лилиями и теми огромными, фантастическими, что росли только в Лемурии.

Инара услышала чудной грохот вдалеке. Потом, ближе, шаги, а после почувствовала, как воздух накаляется – девушка тут же замерла, прижавшись к стене и догадавшись, на кого сейчас может наткнуться.

Но покалывание в воздухе становилось все слабее, а звук шагов затухал – Визирь Духовного Пути шел в другую сторону. Инара выдохнула и, отойдя от стены, в которую чуть не впечаталась, поспешила дальше.

В коридоре появились новые звуки, не заглушаемые сверчками в голове – голоса двух мужчин, скрежет и пыхтение. Девушка ускорила шаг.

Вскоре Инара добралась до толстых прутьев темницы и загремела толстыми ключами, которые очень удачно захватила, еще сбегая из Лемурии в погоне за Вавилонским Драконом – девушка привыкла готовиться ко всему заранее.

– Профессор, – шепнула она, прильнув к прутьям. – Профессор, скорее, у нас не так много времени – это Инара, я пришла выпустить вас.

Ответом ей была тишина. Девушка вгляделась во мрак темницы – там было пусто, и лишь соломенная шляпа с широкими полями одиноко валялась в стороне.

– Ну нет, только не это, – вздохнула Инара. – Старые авантюристы.

План Аполлонского, реализованный чуть ранее, оказался проще пареной репы, да что уж там – даже пареная репа казалось верхом сложности по сравнению с родившейся в голове художника идеей.

Сначала Федор Семеныч просто забегал по темнице, надавливая на белые камни, словно надеясь, что какой-то из них окажется картонным и порвется. Подустав, художник передохнул пару минут под внимательным взором Грециона и продолжил.

– Понимаешь, – сказал Аполлонский, надавливая на очередной камень. – Мне подумалось, что мы не первые люди, которые здесь сидели. И кто-то должен был выбраться отсюда до нас – посмотри, какие ломаные линии между камнями, я уверен, что это место переделывали. Уж не знаю, чем они пробили дыру…

Психовский оглядел стену – да, камни действительно стояли вкривь и вкось, но профессор даже не обратил на это внимание. Подумаешь, они тут все такими были, древность не идет зданиям на пользу. Но у художника глаз был наметан.

– К тому же, – Федор Семеныч безуспешно надавил на еще один кирпич, – здесь как-то слишком много растительности. Значит, за камнем – пустое место, вот корни и разгулялись.

– Если бы это мне говорил не ты, – Грецион тоже надавил на какой-то камень, – я бы даже слушать совета не стал.

Профессор здесь и сейчас привык взвешивать не только все решения, но и советы – правда слова Аполлонского обычно моментально склоняли чаши весов в нужную сторону. Психовский с его принципом «доверяй, но сто раз сам проверяй» тоже принимал участие в поисках тайного лаза – а так, в другом оттиске, может и не стал бы.

– Но это я! – с гордостью заявил художник.

– Ты, Феб, ты.

Что-то хрустнуло. Друзья замерли и переглянулись.

Один из камней действительно оказался просто тонкой плитой, достаточно было лишь вытащить ее из стены – хоть не с первого раза, но это удалось. За фальшивым камнем вправду раскинулся тоннель, поросший корнями и прочей растительностью.

Пока Аполлонский сиял от гордости за себя самого, профессор взглянул на обратную сторону плитки и увидел надпись – она, ясно дело, выглядела понятной, хоть и была выцарапана на лемурийском.

– Все тем, кто задумает сбежать. Не благодарите, – прочел Грецион. – И подпись в конце, которую я просто не выговорю.

– А я ведь говорил! Кстати, не ожидал, что надписи тоже будут понятны.

– И я тоже. Ну спасибо, милый человек, – Психовский театрально поклонился. – Феб, а об этом проходе тебе муза напела?

Федор Семеныч хихикнул.

– Я слишком часто ходил на экскурсии в средневековые замки и простукивал камни.

– И что?

– В каждой крепости есть по такому проходу, гарантировано.

Аполлонский посмотрел во мрак тоннеля, потом – на свой живот.