Возможно, именно разорительные набеги на новгородские земли и стали причиной бегства из Новгорода юного князя Всеволода Георгиевича. В Лаврентьевской летописи под 1223 годом сказано кратко: «Всеволод Юрьевич пошел из Новгорода к отцу своему во Владимир». Но, судя по новгородским источникам, дело обстояло несколько сложнее.
«В том же году новгородцы захотели изгнать от себя князя своего Всеволода Юрьевича, – объясняет местная летопись. – Узнав об этом, Всеволод Юрьевич скрылся от новгородцев ночью, со всем двором своим, бежав из Новгорода». Причины бегства Всеволода Георгиевича и его бояр Кузнецов видит так: «Новгородцы так и не поняли, что малолетний князь не только пока не мог водить полки, но и не в состоянии был обеспечить оборону Новгородской земли».
Впрочем, могла быть и другая причина: боярам и молодому князю не по нраву пришлись новгородские республиканские порядки, при которых князь выступал наемным менеджером и в любую минуту мог бы согнан со стола. Карамзин полагал, что Всеволод Георгиевич бежал «по желанию своих Бояр, не находивших для себя ни выгод, ни удовольствия в Новегороде». А может, имело место и то и другое, как считает Хрусталев: «Всеволод оказался не совсем уверенным в себе юношей, которого беспокоили протореспубликанские порядки в подведомственной земле. Испугавшись некоего неудовольствия новгородцев и не пожелав вступать с ними в диалог, Всеволод Юрьевич поздней осенью 1222 года вместе со своим двором бежал к отцу во Владимир-Залесский… Вполне вероятно, что бегство Всеволода был обусловлено его неспособностью организовать и обеспечить военные действия в Прибалтике». Карпов датировал уход Всеволода Георгиевича из Новгорода началом 1222 года, Пудалов – концом 1222-го – началом 1223 года.
Когда бы это ни произошло, теперь новгородцы хотели не князя-мальчика, а князя-полководца. В летописи это выглядит так: «Тогда же новгородцы послали старейших мужей к Юрию:
– Если не угодно тебе держать Новгород за сыном, то дай нам брата!
И дал им брата своего Ярослава.
В год 1223. Пришел князь Ярослав в Новгород, и рады были новгородцы».
Георгий Всеволодович взял драматическую паузу, как бы долго раздумывая над предложением. Но в конце концов его принял. «Новгородцы взяли к себе князя Переяславского Ярослава Всеволодовича, брата великого князя Юрия Всеволодовича, княжить у них в Новгороде по их воле новгородской старинной».
Ярослав?! Тот самый Ярослав, который ранее настолько задавил город репрессиями, что новгородцам под предводительством Мстислава Удатного пришлось наказывать его на Липице?! Неужели у Новгорода была столь короткая память или ситуация воспринималась настолько критической, что готовы были принять и старого врага? Полагаю, у Новгородской республики не было вечных врагов, были вечные интересы. В том числе и интересы обеспечения безопасности, а также свободы торговли в общерусском масштабе.
Карамзин замечал, что народ, «сиротствуя без главы, желал иметь Князем хотя брата Георгиева; забыл свою прежнюю, отчасти справедливую ненависть к Ярославу-Феодору и принял его с живейшими знаками удовольствия: ибо надеялся, что он будет грозою внешних неприятелей». Полагаю, со стороны Георгия Всеволодовича в этом был и элемент своего рода троллинга. Вторичное вокняжение Ярослава в Великом Новгороде стало символическим реваншем великого князя Владимирского и князя Переяславского за Липицу.
Ярослав Всеволодович пришел в Новгород в начале 1223 года. Это было трудное время: прошлогодний рейд захватчиков по Новгородской земле оставался безнаказанным, литовцы разоряли земли на ее границах со Смоленским княжеством, Эстония взывала о помощи.
На месте Ярослав быстро понял, что силами собственной дружины и новгородцев он мало что сможет сделать, и отправился в Суздальскую землю за помощью. А уже потом пришел к Новгороду с войском и немедленно двинулся в Прибалтику.
В те месяцы наступал решающий этап борьбы за Эстонию. Это хорошо понимали и на Западе, где готовы были оказать ордену всю необходимую поддержку. Еще в 1222 году германский император Фридрих II признал «права» ордена на земли вне Ливонии, а в 1223 году датский король Вальдемар II возвратил епископу и ордену «права» на Саккалу и Уганди, «с тем, однако, чтобы они всегда были верны ему и не отказывали его людям в помощи против русских и против язычников».
Поддержка крестоносцам требовалась тем более, что по почину обитателей острова Сааремаа (Эзеле), изгнавших датских рыцарей, в Эстонии вновь вспыхнуло восстание.