Конечно, он не слышит того, что происходит, – и лишь краем глаза успевает заметить черную тень, накрывающую его.
Они заблудились – теперь Лабрю это ясно.
Они ходят кругами, раз за разом затаптывая свои следы, перемалывая снег, упустив из виду остальных.
– Мы заблудились, – говорит он мертвецам.
Те молчат, вперив глаза в пустоту.
– Мы заблудились, – повторяет он. И добавляет: – Мы не попадем домой.
Мертвецы качают головами. Их лица искажаются в гримасах злобы и разочарования, они поднимают руки к небу, грозят кому-то там, наверху, беззвучно проклиная его, – а потом упорно и неумолимо продолжают путь вперед.
И Лабрю идет за ними.
И плотная, глухая ярость рождается в его груди, клокочет и бурлит – это все проклятые русские! Они заманили императора в ловушку, они погубили их Великую армию, они, они, они!
Из-за них он никак не может прийти домой!
Лабрю воет и в бессильной ненависти грызет приклад ружья.
Виська открывает глаза и смотрит в синее, невероятно синее, настолько, что слепит глаза, небо. Он лежит на спине, неловко вывернув ноги и разбросав руки, будто приглашая небо обняться. Немного болит голова и ноет спина, крутит в кишках и часто-часто трепыхается сердце.
Виська приподнимается на локтях.
Огромное трухлявое дерево валяется рядом с ним, выворотив иссохшие, обломанные корни. Время подточило его, а снегопад добил – и вот оно рухнуло на землю, в нескольких пядях от Виськи, размозжив кусты и вспучив землю.
Он ощупывает себя, проверяя каждую косточку: остаться переломанным на снегу – верная смерть. Дед Митяй только к вечеру вернется домой с дальней заимки и не сможет отыскать Виську в темноте и тишине ночи.
Но нет, кажется, все в порядке.
Виська улыбается и осторожно встает, низко кланяясь на все четыре стороны и беззвучно благодаря лес за то, что тот уберег его.
И только подняв голову после последнего поклона, он понимает, что больше не один.
Французов четверо.
Один из них гол – лохмотья не скрывают восково-желтого тела и огромных зияющих ран, сквозь которые видны требуха и лес за его спиной.
Второй стоит, скособочившись и раскачиваясь из стороны в сторону, его руки висят как плети, изломанные и изуродованные.
Третий лежит на снегу, с трудом приподнимая голову. Нижняя половина его тела – месиво из тряпок, костей и замерзшей плоти.
А у четвертого во лбу – черная рана с развороченными краями и запекшейся кровью.
Точь-в-точь такая же, какая зияет на виске у деда Митяя.
Французы смотрят на Виську бесстрастно и тупо – как на предмет, который мешает им пройти.
И тут в глазах француза с дырой во лбу что-то мелькает.
Он хватается за ружье.
Его движения быстры, точны и четки.
Он прихватывает ружье левой рукой.
Большим пальцем правой сдвигает металлическую полку.
Открывает подсумок с бумажными патронами, вынимает оттуда один и подносит его ко рту.
Резко дернув челюстью, скусывает конец патрона и высыпает порох на полку.
Закрывает полку и бьет прикладом о землю.
Высыпает остатки пороха в дуло и вдавливает туда же пулю с бумагой.
Выхватывает из ложа ружья шомпол и вбивает им патрон в ствол.
Вставляет шомпол обратно.
Поднимает ружье и прицеливается.
Виська не прячется.
Он стоит, выпрямившись во весь рост, с вызовом глядя прямо в зияющую черноту дула.
Это его лес.
Это его дом.
Он не пустит сюда никого.
– Это. Мой. Дом. – Беззвучно шевелит он губами.
А потом, за спинами французов, из леса выходит Он.
Хозяин.
Он высок и сутул, худ и черен. Его плечи сбивают снег с верхушек деревьев, его руки задевают корни и пни, его тело гибко, как у змеи, и сильно, как у медведя.
Французы не видят Хозяина – совершенно точно не видят, даже когда Он встает прямо перед ними, закрывая собой от них Виську.
Ружье стреляет.
Хозяин Леса делает четыре резких движения рукой – и тонкие серебристые нити вырываются из шей французов и ложатся ему в ладонь.
А потом Он подходит к Виське и опускает руку на его голову. Тот сжимается, ощущая, как острый коготок щекочет затылок – там, совсем рядом, пульсирует и бьется заветная жилка. Но Хозяин не спешит рвать ее. Он перебирает пальцами жесткие спутанные Виськины волосы, царапает кожу головы, сдирая корки парши, осторожно гладит за ушами.
А потом резко вонзает коготок в Виськино ухо.
И мир взрывается.
Звуки наполняют Виськину голову, оглушают его, заставляя упасть на колени, судорожно хватая ртом воздух.
Хозяин Леса идет прочь, не погружаясь в снег ни на пядь. В одной руке у него – четыре серебристые ниточки, за которыми послушно следуют четыре француза.
А на другой руке у Хозяина Леса, как перчаточная куколка, глядит мертвым глазом в небо и подмигивает белой льдинкой половинка Фоти.
– Прощай, – шепчет ей Виська.
А потом встает на ноги и идет домой.