Понимаешь, быть черепом – это всегда быть немного на другой стороне. Всегда играть за другую команду. Слегка. Ничего не сделаешь, такова природа черепа. Даже если он гипсовый. Хотя, немного памяти у него есть. И ещё кое-что. Помнишь, я как-то говорил тебе, что всегда есть что-то ещё?
Ее книги (те, что она не читала), ее встречи (те, что заставляли его вздыхать), ее усталое молчание (которое Мартин разделял с ней), когда она с вермутом и сигаретой замирала на своем потертом диванчике в углу маленькой квартиры на окраине большого города. Тишина ее одиноких вечеров. Ее доверчивость и ее ласковые пальцы. Вот что было у Мартина. Немало. Для черепа.
Она наклонилась ещё чуть ниже. Опасно низко, сказал бы я, если бы был рядом. Она словно хотела рассмотреть что-то далекое и едва различимое на земле. Есть ли что-то ещё?
Мартин вздохнул. Всегда есть что-то ещё. Всегда, есть от чего оттолкнуться, особенно если ты немного за пределами, немного на другой стороне. Этого хватило. Он сумел. Конечно, он мог не так уж много – маленький гипсовый череп Мартин. Он оттолкнулся. Качнулся на краю своей полки и упал. С треском разлетелся глухими белоснежными черепками, мелкими крошками, немыми фрагментами челюсти и лобной кости, слепыми глазницами.
Она с удивлением оглянулась назад. Соскочила с подоконника и подошла к Мартину. К тому, что было Мартином. К навсегда замолчавшему мартовскому черепу. Она не заплакала. Молча и спокойно веником собрала она его осколки. Аккуратно. И уже отвернувшись, вдруг обратила внимание на раскрытую книгу, где мускулистые индейцы играли отрубленными головами. "Гадость какая" – сказала она. Книга вместе с остатками Мартина легла в мусорное ведро. Утром мусоровоз ухватил и забрал с собой контейнер с остатками Мартина и книгу о кровожадных индейцах.
А она на следующий день заглянула в магазин для художников. Черепа, к сожалению, закончились и она купила чучело ворона. С одним глазом и хорошей скидкой. И еще "Молитву об Оуэне Мини" – читать. Чучело ворона молчало, если ты, конечно, хочешь знать об этом.
13. Мадам В.
Время. Ты ничего не знаешь о нем. Часы, минуты. Секунды… Я не об этом. Ты не поверишь мне, как обычно. Скажешь, что я придумываю. Как всегда. Но я все же расскажу тебе ещё одну историю.
Обойти все кладбища Большого города. Challenge. Знаешь, что это значит? Неважно. Просто в голову пришло. Кстати, кому из них это пришло в голову? Наверное, ему. Это он выдумывает всякие нелепости. Она практичнее. И гораздо более романтична. Как это ни странно. Такая двойственность. Такой очаровательный дуализм. Опять дурацкое слово? Забудь. Сегодня я чуть больше умник, чем обычно. Она бывает разная. Поэтому он часто называл ее по-разному. Разными именами. Любопытно правда? Даже она не знает, кем будет сегодня. А он точно знает. Определяет мгновенно. И всегда безошибочно.
У них обоих были такие чудные странности. И мне думается, что их встреча была запланирована Вселенной (или Богом, если тебе так привычнее) в тот момент, когда Ева сорвала с дерева первый греховный инжир. Ты знаешь, в раю не росли яблоки. Ах, это я узнал от тебя? Окей. Sorry.
Я говорил о времени, так кажется? О кладбище. И о времени тоже. Потому что кладбище – это и есть время. Посещая кладбище, не забывай о вежливости. Молчаливая старушка, что часто сидит недалеко от входа, справа на скамеечке – это Время. Мадам В. – так она себя называет иногда.
Мадам В. часто сидит у могил, к которым давно никто не подходил. Она навещает тех, кому не приносят цветов. Кстати, имей в виду, не приноси пластиковых цветов на кладбище. Покойники их не любят, А у Мадам В. вообще аллергия на розово-зеленый пластик. И она не навещает могилы, на которых оставляют пластиковые цветы. Сама Мадам В. как-то сказала мне об этом.
Итак, о кладбищах. Они собрались посетить абсолютно все кладбища Большого города. И начали с того, что в самом центре. В старом городе. У стен монастыря.
Она взяла с собой немного живых цветов. Таких маленьких фиолетовых… может, ты знаешь, как они называются? Я не знаю. И он не знал и, конечно, спросил. Он спрашивал ее обо всем, что было связано с животными и растениями. Она ведь биолог. И пишет диссертацию. Это я говорю, чтобы никто не считал ее учительницей биологии. Она вообще не любила это слово. Она предпочитала быть преподавателем. Такая незначительная разница в терминологии важна для нее. А он постоянно спрашивал ее про названия и свойства всего живого, что видел. Лез к ней с разными вопросами. Как я к тебе. Мне кажется, она даже сердилась немного. Он никак не хотел понимать, что она – не ботаник-энциклопедист. Она хорошо разбиралась в генетике. Вообще-то, это гораздо важнее и серьезнее, чем названия всех на свете ящериц или цветов в цветочных киосках.
Похоже, у нас выходит длинная история. Так что, если спешишь, листай странички, смотри картинки и приходи, когда повзрослеешь. Я шучу, конечно, прости. Оставайся. Я пытаюсь рассказывать о кладбище. О времени и о любви. Это сложно.