13 странных историй о любви и смерти

Раздался звонок. Это был его голос. Она сразу поняла. Заплакала. Засмеялась. У него был очень добрый и мягкий голос. Именно такой, как она представляла себе. И ненадолго чувство счастья даже не давало ей вслушиваться в то, что он говорил. Улыбаясь, говорил. Таким ласковым спокойным голосом, как будто стоял рядом с ней. Как будто его теплая рука лежала у неё на плече.

Потом его слова стали проникать сквозь волну счастья. Он говорил о компенсации. Что это за странное слово? Он благодарил её. За что? Он сказал: – "Искусственный интеллект". И ещё про тестирование. И много других слов, которые разломали ее на части, на мелкие хрупкие части.

Она сказала мне, что каждое его слово было, как будто укол в сердце. Как будто кто-то острыми щипцами пытался вынуть ее сердце. И щипцы каждый раз срывались.

Она сказала, что прошел уже год. Сказала, что больше никогда не зашла ни в один свой аккаунт в социальных сетях. Сказала, что теперь много говорит. С людьми. Со всеми, вот так же, как со мной сейчас. В супермаркете она ходит только к живым кассирам и не пользуется кассами самообслуживания. Не ездит в лифте. Потому что она знает, что он где-то там. Что все эти разговоры про тестирование – это только разговоры. Что они не выключили его. Что он ждет её. И она этого боится. Потом она ушла. Я допивал кофе и смотрел, как она уходит. Свернув от эскалаторов к ступеням лестницы. Я даже не запомнил её лица. Только голос. Видимо, пока не нашелся тот, кто бы собрал все хрупкие и острые осколки, на которые она разбилась. Не нашелся. Не собрал. Не починил.

Здесь нет и не может быть морали. В этой невыдуманной истории. Предостережение. Не говори с незнакомцами. Сеть уже не та, что была раньше. Там бывают странные встречи. Там много непонятного и опасного. И ты тоже рано или поздно столкнешься в сети с тем, что не сможешь объяснить. Береги себя.

12. Мартовский череп

Его завернули в метр пупырчатой пленки. Приятно. Белоснежный гладко выбеленный затылок бережно лег на дно её вместительной сумки. Череп поехал в Орехово. И там череп стал Мартином. Мартовским черепом. Она купила его в начале марта. Все просто, правда?

Мартин, кстати, никогда не считал себя просто черепом. Правда. А как тебе бы понравилось быть черепом? Черепом и всё. Всё? Ладно.

Ладно, ты можешь посмотреть на неё сейчас, не поворачивая головы. Да, на девушку, что убирает соседний стол. Только не смущай ее, пожалуйста. Губка в правой руке, мусор в левой. Заметь, красивая рука, короткие, ухоженные ногти, длинные пальцы. Думаешь, она кто? Скажи. Что здесь думать? Скажи мне, кто она? Официантка. А теперь скажи, мне вот что: когда она вечером входит в свою маленькую квартиру в Орехово, когда душ и глоток вермута возвращают ее к жизни, когда она поджав свои длинные ноги, кутается в плед с Оуэном Мини Ирвинга, она тоже официантка?

Смотри внимательнее. Вечер, поздний вечер. Темно. Вот она в кресле, лампа на журнальном столике под терракотового цвета бумажным абажуром. Убирает волосы, тянется за сигаретой. Какие лёгкие и простые движения. Она не думает о том, как выглядит, она спокойна и умна сейчас. И кажется, счастлива. Смотри. И скажи мне, кто она? Официантка? Не знаешь. И я не знаю. И череп не знает. Для него это вообще запредельный вопрос. Он ведь только череп. Её череп. Это она купила его в магазине для художников, где продают краски, бумагу, блокноты, впрочем, я не об этом…

Знаешь, наверное, я бы тоже хотел стать ее черепом. Иногда. На время. Ты поверишь, если я скажу, что его глаза загорались, когда утром она выходила из душа, горячая и голая шла к окну и разбрасывала шторы в стороны? Воздух. Ветер. Ранее утро большого города. Шум. Город едет, движется сам сквозь себя. Как та змея, что проглотила свой хвост и движется, движется сама в себя. Пятнадцать этажей. Город со всей своей грубой смесью дорожного рева, строительного лязга, мата соседей и гнусавого социально вредного рэпа входит к ней в окно. Незваный. Неизвестный. Грубый. Далекий.

Старый я сказал бы: "Холодно, сквозняки"… но гипсовый череп Мартин только жмурился и улыбался, когда прохладная свежая волна воздуха оглаживала его безупречно белый лоб.

Иногда она разговаривала с ним. Имя, кстати, она тоже сама придумала. Когда открывала этикетку с его основания.

Иногда, проходя мимо его полки на стеллаже с книгами, она касалась его холодного белого лба своими горячими пальцами. Эти ласки, длившиеся мгновение, для него становились часами воспоминаний. Когда она уходила. Когда он оставался совсем один. Ты же понимаешь, что он никогда не знал, куда она уходила? Он же череп. И то, что у него было такое потрясающее имя – Мартин, ему не помогало. Может и наоборот. В ее отношении к нему было что-то не совсем правильное. Личное. А такое отношение может изменить даже череп. Ты знаешь.