150 часов до встречи

С каждым забитым мячом сил у меня становится всё меньше и по полю я скорее ползаю, чем бегаю. В итоге меня ставят на ворота, и, как назло, назначается пенальти, которое должен забить Кирилл. Он со всей дури пинает по мечу, намереваясь смести меня в конец поля, а я, со страха, тупо вытягиваю ногу, и мяч, столкнувшись с подошвой кроссовка, прокручивается на месте.

– Да ты матрица, братух! – восхваляет меня Макс.

Стася показывает себя в игре очень неплохо, я бы даже сказал как настоящая футболистка, и она единственная, у кого ещё остаётся энергия на игру. Все остальные уже сдулись, и мы решаем всё-таки закончить игру.

Тимьянск

8 июня, день

Гулять дальше никто не захотел. Кто говорит, что хочет пожрать нормально, кому-то нужно срочно принять душ, а у кого-то важные планы. В итоге мы провожаем всех по домам, оставшись своим основным костяком: я, Макс, Антон, Трюф и Стася. Однако погулять долго нам тоже не удаётся.

– Макс, мама написала, что уже подъезжает, просит на вокзале встретить, – сообщает Настя.

– Ну, ладно, мы погнали тогда, – говорит Макс, пожимая мне руку и обнимаясь с Антоном и Трюфом. Меня же обнимает Настя, хотя остальным она всего лишь машет рукой, после чего они с Максом уходят.

– Ну ладно, я тогда тоже погнал, а то завтра бурная ночка ожидается, – ухмыляется Антон, тоже пожимая нам руки, и уходит.

И мы остаёмся с Трюфом наедине. Неловко.

– Ну, пошли тогда ко мне, что ли, – печально вздыхает он.

И мы идём. Идём в абсолютной тишине, в тяжёлом молчании, давящим на нервы. За все эти дни, что я провёл с пацанами, я очень редко видел, чтобы Трюф вообще разговаривал или как-то активничал. С самого первого дня, когда мы собрались вчетвером, он как бы был с нами, но в тоже время – и нет. Он был один, где-то отдельно, в стороне, зажатый и скрытый, иногда отвечающий на чьи-то вопросы и посмеющивайся над чужими шутками, но он никогда не брал инициативу на себя. Он соглашается на всё, что предлагают пацаны, даже если это, возможно, ему самому не хотелось, лишь бы держаться их планки, лишь бы не лишиться их компании. Он ведёт себя… точно как я. И меня это пугает.

И мы идём всё дальше, оба уткнувшись взглядом в асфальт, и думаем о чём-то своём.

– Ну и вонь, – вырывается у меня, когда в нос внедряется противный запах.

– Походу кто-то газету жжёт, – буркает Трюф, кутая нос поглубже в воротник кофты.

– Причём отсыревшую.

– И очень старую.

– Наверняка какая-нибудь «Красная звезда» или «Комсомольская правда».

– Наверное, всё-таки «Комсомолка», потому что в «Звезде» свинца больше.

– А ты это как определяешь? – смеюсь я, представляя, как он нюхает старые газеты.

– Не знаю, – в ответ смеётся Трюф. – У меня просто бабушка до сих пор их покупает, вот как-то привык.

– Моя тоже, кстати.

– Да бабушки, по-моему, все одинаковые.

– А твоя тоже пульт в целлофановый пакет засовывает? – ухмыляясь, спрашиваю я.

– И ещё скотчем его обматывает, – сквозь слёзы говорит Трюф, начиная закатываться.

Мы с ним хохочем на всю улицу, и, едва успокоившись, продолжаем разговор. Одна тема сменяется другой, третьей, четвёртой, и слова вытекают легко и непринуждённо. Если во время разговоров с Аней, Михой или даже Викой я обдумывал каждое слово, прежде чем выразить мысль вслух, боясь ляпнуть что-то не то и испортить о себе впечатление, то… с Тимохой всё по-другому. С ним проще. Я делюсь с ним своими мечтами, страхами и секретами, не чувствуя никакой замкнутости, будто не общаюсь с едва знакомым пацаном, а излагаю свои мысли в личном дневнике в чистом виде – как это и есть у меня в голове.

И в какой-то момент я понимаю – внутри он такой же, как и я. Мы с ним родственные души. Одинаково чувствуем, одинаково мыслим. Только живём по-разному. Потому что я всю жизнь пытаюсь скрыть от людей себя настоящего, а он – такой, какой есть. Всегда.

– Блин, мне уже так есть хочется, – жалуюсь я через некоторое время, надеясь на то, что баба Тоня приготовила на ужин целый пир.

– Пошли за сырками зайдём? – предлагает Тимоха.

– Они ещё продаются? – удивляюсь я. Для меня творожные сырки – это нечто далёкое из детства, такое же как «Здрайверы», «Скелетоны» и жвачки «Хуба Буба», «Дядя Стёпа» и «Сорвиголова».

– Конечно, – усмехается Тим. – Я их обожаю, у меня обычно весь морозильник ими завален, но вчера как раз всё кончилось.

Мы заходим в магаз, и Тимоха целенаправленно устремляется к молочному разделу, набирая целую охапку различных сырков и идёт на кассу. Выгребая из карманов всю мелочь, он оплачивает покупку. Мне неловко от того, что он тратится на меня, но я сам же все деньги оставил у Макса дома.

Мы разделяем все сырки пополам и рассовываем их по карманам. Выйдя на улицу, решаем посидеть и поесть на лавочке, раз торопиться всё равно некуда, а погода под вечер стала прекрасной.

Свернув за магаз, мы заходим в ближайший двор, но все лавочки под завязку заполнены подъездными бабками, которые кудахчут, словно курицы на насестах, поэтому мы усаживаемся на детские качели и разгребаем свою добычу.