150 часов до встречи

Гитара оказывается старая-старая, ещё СССРовских времён. На деке нет ни одного живого места – всё исклеено вкладышами из-под жвачек по рублю, а бочины разрисованы карандашами.

– Это Тимоша маленьким рисовать пытался. Эх, я так хотела, чтобы он на гитаре играть научился, а он только и мог карандашами по струнам брынчать.

Баб Тоня осторожно, будто боясь, что она разваливает у меня в руках, передаёт мне гитару. Я сразу принимаю удобную позу, несколько минут копошусь с колками, пытаясь настроить гитару по слуху, и после этого задаюсь немым вопросом: а чё играть?

Конечно, я мог бы сыграть что-нибудь из собственного репертуара, но вряд ли этим можно порадовать старушку. И тут в голове всплывает знакомая с детства песня, которую мы с моей бабушкой очень любили петь под караоке, а позже я играл её ей на гитаре на домашних концертах. И я запеваю:

Широка река, глубока река –

Не доплыть тебе с того бережка.

Тучи низкие прячут лунный свет,

Полететь бы мне, да вот крыльев нет.

Я начинаю тихо, едва слышно из-за Тимохиных плесков водой, и скромно, стесняясь своего жуткого голоса, но уже со второй строчки баба Тоня начинает подпевать очень красивым сопрано.

Во сыром бору злой огонь кипит,

Конь черней чем ночь у огня стоит,

Бьёт копытом он, ищет седока,

Оттолкнул тот конь наши берега.

С каждой строчкой я играю всё уверенней, а она поёт всё громче, и на припеве мы оба отдаём себя песне полностью.

Постучалась в дом боль незваная,

Вот она – любовь окаянная.

Коротаем мы ночи длинные:

Нелюбимые с нелюбимыми.

Увлекшись, мы совсем не замечаем, как звуки воды затихают, поэтому появление н пороги Тимохи оказывается для нас неожиданностью. Мы застываем в растерянности, будто спалились за каким-то преступным делом, а Тимоха с нескрываемым удовольствием и интересом наблюдает за нами.

– Я думал, мне послышалось, – улыбается Тим.

И уже через минуту мы сидим вместе и поём эту песню втроём.

– Ой, детишки, время-то позднее, Нюрка-то небось опять после своих трав пораньше спать захотела, а завтра жаловаться будет, что мы шумели, – спохватывается баба Тоня. – Ох, Пашка, а ты же так и не помылся! Иди скорее, пока вода не остыла.

Уговаривать меня долго не приходиться, хотя заканчивать музыкальный вечер после одной песни очень грустно. Надеюсь, завтра с утра мы ещё наверстаем упущенное.

Я размешиваю воду в тазике, который полностью даже не вмещается в ванной, и с трудом принимаю водные процедуры. Хотя вода действует на меня освежающе – из ванной я вылезаю с новыми силами, и спать так сильно, как раньше, уже не хочется.

Наконец мы с Тимом идём в его комнату. На полу уже расстелена постель поверх надувного матраса. Я чувствую себя неловко оттого, что заставил пожилого человека так напрягаться. И ещё более неловко я себя чувствую, когда Тимоха заверяет, что на полу будет спать он. Я пытаюсь с ним поспорить, но он твёрдо решает:

– Тебе и так пришлось то в лесу спать, то в трюме каком-то, так что отдыхай.

Тем не менее, спать мы с ним не собираемся. Пусть за этот день мы и жутко вымотались, но время-то – совсем детское. Поэтому мы устраиваемся на полу, и Тим хвалится коллекцией фишек с покемонами.

– О-о, а это мой любимый, – говорю я, всматриваясь в изображение Чармандера, огненной ящерицы.

– Если хочешь, возьми себе, – предлагает Тимофей.

– Ты чего-о, она ж у тебя из лимитной коллекции, – упрямлюсь я, читая информацию на обратной стороне. – Да и вообще единственная.

– Да какая разница, из какой она коллекции, – машет рукой Тим. – Всё равно в эти фишки уже сто лет никто не играет. А тебе на память останется.

Я ещё долгое время пялюсь на фишку, вращая её в руках, прежде чем решаюсь всё-таки засунуть её к себе в карман.

– Мальчики, долго не засиживайтес, – тихонько приоткрыв дверь, велит баба Тоня. – Вам там на полу не дует?

– Не, ба, тепло.

– Ну ладно, если пить захотите, вода на столе стоит. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, – синхронно отвечаем мы с Тимом.

Когда мы убираем все фишки, он грустно вздыхает:

– Блин, я хотел в Сегу предложить поиграть, но у меня только один джостик.

– А чё ты, из пацанов ни с кем не играешь, что ли?

– Да у пацанов-то плейстейшены есть, они по сети рубятся, какое им дело до Сеги-то.

– Ну… можно и с одним джостиком поиграть. Ты бежишь, я бью.

Тимоха ухмыляется.

– Ну, давай.

Он подключает Сегу к огромному пузатому телевизору Панасоник с выпуклым экраном, вставляет один из трёх десятков картриджей и, усаживаясь рядом со мной, делится второй половинкой джостика. Когда нам надоедает, мы начинаем другую игру, и так продолжается часа два до тех пор, пока все картриджи не перемещаются в кучку из уже опробованных.