150 часов до встречи

Пока Тимофей складывает всё на своё место, я смотрю в окно. Уже сильно стемнело, и небо окрасилось в сочный тёмно-синий цвет.

– Вот бы сейчас погулять…

Тимоха продолжает копошиться с проводами, а затем подходит ко мне и нерешительно говорит:

– Ну, вообще, можем на крышу залезть.

– Какую? – удивляюсь я неожиданному предложению.

– Ну, нашу. Можем через чердак залезть.

– Правда? – ещё сильнее изумляюсь я.

– Да, только… надо дождаться, пока ба уснёт.

– Мне кажется, она уже давно спит.

– Не, у неё сериалы допоздна идут, нужно проверить.

Он едва приоткрывает дверь и высовывает голову.

– Ну, что там? – не сдерживаюсь я.

– Телек ещё мерцает, – шёпотом отвечает он. – А, не, уже выключила.

Ещё с минуты он наблюдает за обстановкой, а затем возвращается в комнату.

– Она сейчас молитву дочитает и сразу заснёт, она быстро вырубается.

– И что, можем лезть? – в предвкушении мне никак не терпится.

– Да, только очень тихо придётся, потому что у неё дверь открыта.

Больше ни о чём не думая, мы хватаем с собой пару подушек и огромный плед и тихонько выползаем из комнаты.

– А если спалит? – спрашиваю я, чувствуя, как сильно долбится моё сердце.

– Скажем, что за водой ходили.

– С подушками?

– Ну… отмажемся как-нибудь.

Из спальни доносится слабое сопение, что придаёт мне чуть больше уверенности. Мы крадёмся к прихожей, но полы под нами предательски скрипят, и я останавливаюсь после каждого шага, чтобы удостовериться – сопение не прекратилось.

Так мы потихоньку доходим до нужного места, где на потолке виднеется едва различимая ручка на потолке. Тимоха взбирается на рядом стоящий комод, дёргает ручку, и люк распахивается настежь. Он хватается руками за бортики, и, подтягиваясь, вваливается внутрь. Я передаю ему одеяло с подушками и пытаюсь проделать тот же трюк, но, в силу моей неуклюжести даже мой высокий рост не способствует тому, чтобы удачно провернуть это дело. Тимоха, заметив мои беспомощные попытки вскарабкаться на верх, подаёт мне руку и вытягивает на чердак.

Я вваливаюсь в тёмное, душное пространство. Тимоха закрывает за мной люк, дёрнув его за нитку, и включает фонарик на телефоне. Чердак оказывается довольно-таки просторным, но из-за сводчатого потолка свободно побродить по нему не получится. Весь пол покрыт толстым слоем пыли, которая, забиваясь в нос, щекочет в ноздри и принуждает чихнуть. Я еле сдерживаюсь, чтобы не навести шума. Помимо пыли вокруг валяются голубиные перья, хотя самих птиц нигде нет. У стен валяется различный хлам, картонные коробки, обтянутые скотчем, едва не разваливаются от своего содержимого.

На дальнем конце чердака расположено раскрытое окно. Мы подхватывает подушки и плед, слегка отряхнув их от пыли, и направляемся к нему. Вылезти наружу оказывает несложно, но очень страшно – крыша дома покатистая, зацепиться удаётся лишь за черепицы. Да и те настолько ненадёжные, что с лёгкостью могут оторваться и покатиться вниз. Но Тимофей опытно взбирается на небольшой плоский выступ, в который и встроено окно. Оно совсем узкое, и нам приходится потесниться, чтобы вместиться обоим. Мы расстилаем под собой одну половину пледа, под головы кладём подушки, а сверху накрываемся второй половиной. Впрочем, ночь выдаётся довольно тёплая, поэтому нам вполне достаточно и кофт.

Я заворожённо смотрю на раскрывающийся пейзаж. Пусть дом и небольшой, всего в один этаж, зато он стоит на высоком холме, и с крыши весь город виден как на ладони. Тимьянск – совсем крошечный город, едва ли больше Богородицка, но в этом есть и своя прелесть. Он лишён высоток, протыкающих небо, неоновых вывесок ночных клубов, огромных баннеров с меняющимися рекламными картинками. Зато в нём видна каждая улочка, каждый домик и каждый человечек, одиноко прогуливающийся по дворам в поздний час. Его освещают лишь старые фонари, редкие окна, в которых до сих пор горит свет, и красные фары машин. В этом и есть его красота, его атмосфера, его уют – в простоте. Он такой, какой есть, маленький и неблагополучный, совершенно непривлекательный для туристов и иногородних, но такой родной и любимый для местных жителей.

В голове возникает один вопрос: это местные жители делают город таким, каким они его хотят видеть, или это город воспитывает людей так, как ему лучше?

Если бы города имели олицетворение, тогда Тимоха стал бы лицом Тимьянска, а я – Богородицка. Ведь мы тоже похоже, за исключением одной детали – как и я, мой родной город вечно ищет признания, хочет быть важным. «Посмотрите на меня, меня основала Екатерина Великая», «Я – Жемчужина России, приезжайте ко мне», но за всем этим пафосом кроется обычный городишка, в котором нет ничего интересного.