150 часов до встречи

Ха, он ей это специально поддакивает? Внутри меня вскипает злость, и на эмоциях я говорю:

– Я согласен.

Антон напрягается. Тимоха остаётся в своих размышлениях.

– Ты с нами? – спрашиваю я у него.

– Да чёт у меня нехорошее предчувствие, – мямлит он.

– У меня было такое предчувствие, когда я решил сбежать из дома. Пока ещё ни разу не пожалел, – вру я, мысленно вспоминаю, сколько раз собирался повернуть назад.

– Если я сдохну, моя бабушка вас всех убьёт, – предупреждает он.

– Ничего, мы с ней договоримся, – ухмыляется Макс. – Авось не в первый раз. Тох, ну ты то чё?

– Да окей, окей, я с вами, – неохотно соглашается он. – А то вы без меня там реально все подохните.

Теперь все смотрят только на Стасю.

– Я своё слово уже сказала, – отмахивается она и идёт к кассе за билетом.

Мы остаёмся вчетвером, впервые с момента нашей первой встречи, и этой компанией движемся к выходу на перрон. Макс отводит нас к краю платформы, мы спрыгиваем на железнодорожные пути и приседаем на корточки, чтобы было незаметно. Внутри меня всё будоражит, и когда к нам с оглушающими гудками приближается поезд, кажется, будто моё сердце стучит громче, чем его шум.

Поезд останавливается, и Макс срывается с места, а мы спешим за ним к последнему вагону. Упираясь на выступающие части, Макс вскарабкивается наверх и помогает подняться остальным. Оказавшись на крыше, мы все ложимся, цепляясь за какие-нибудь детали, чтобы не слететь на огромной скорости. Мне с трудом удаётся побороть любопытство, чтобы не выглянуть на перрон и не посмотреть, не наблюдает ли за нами Стася? Впрочем, она наверняка уже разложилась на одном сидении и примкнула лбом к прохладному стеклу.

Объявляется следующая станция – сначала на русском, потом на башкирском – и поезд трогается. Меня всего трясет, и даже непонятно – то ли от страха, то ли от движения поезда. Ещё некоторое время мы лежим, не двигаясь, проносясь мимо города, над которым уже выглядывает утреннее солнце. Мы проезжаем по мосту над рекой, а затем оказываемся в окружении лесов и деревьев. И тут Макс подаёт первое шевеление.

Он аккуратно привстаёт, и, не отцепляясь, садится на корты и что-то кричит нам. Его слова поглощает шум, но мы его понимаем и тоже переходим в положение сидя. Сильный вечер с мощной силой бьёт в лицо. Он трепет не только волосы, но, кажется, будто с меня вот-вот слезет кожа, поэтому я отворачиваюсь в другую сторону. Зелёные пейзажи превращаются в неразборчивую мазню. В ушах стоит неистовый гул, давящий на виски. Кажется, ради чего стоило сюда лезть? Но эти эмоции, которые кипят у меня внутри, неописуемы. Была бы возможность, я бы встал во весь рост, закрыл глаза, расправил руки, словно крылья, и представил, что я лечу. Но сейчас я просто счастлив тому, что сижу тут и даже ничуть не жалею о том, что согласился. Оборачиваюсь на пацанов и по их довольным моськам понимаю – они тоже.

Когда мы приближаемся к станциям, нам приходится снова пригибаться, но с каждым разом мы становимся всё наглее и наглее, поэтому за пару станций до Тимьянска мы уже в открытую сидим на крыше и машем пассажирам с перрона.

– Если нас спалят, нам жопа, – говорит Трюф.

– В этом и прикол! – лыбится Макс. – И вообще у меня уже ноги затекли.

– Может, мы на следующей станции лучше в поезд пересядем? – предлагаю я.

– Есть идея получше.

Как только поезд трогается дальше, Макс привстаёт, цепляясь ногами за выступающие детали и выпрямляется во весь рост.

«Ну и деби-и-ил», – думаю я, но, блин, как же хочется встать на ноги. И после недолгой борьбы между желанием и здравом смысле, я всё же поднимаюсь и аккуратно, цепляясь за всё подряд, подхожу к нему, и он уважительно похлопывает меня по спине.

Мы уговариваем Антону и Трюфа повторить за нами. Тоха прокручивает пальцем вокруг виска и что-то кричит (обзывается, судя по выражению его лица), ни в какую не соглашаясь. Тимоха тоже поначалу отнекивается, но когда я поднимаю его под мышку, он уже не сопротивляется.

– Следующая станция наша, – предупреждает Максон, когда мы вновь останавливаемся. – Давайте уже к краю двигаться.

Мы пробираемся к последнему вагону, на всякий случай страхуя друг друга. Антохе удобнее всего – он так и не рискнул встать, поэтому он неспешно перебирает конечностями на четвереньках. Нам же троим приходится куда сложнее, особенно мне – с моим ростом приходится достаточно сильно нагибаться, чтобы не задеть головой провода.

Почти дойдя до последнего вагона, Тимоха останавливается и сгибается пополам, положив руки на колени и тяжело дыша.

– Ты в норме? – обеспокоена кричу ему на ухо.

– Опять херовит, – едва слышно отвечает он, качая головой. – Но я дойду.

Я с опаской сопровождаю взглядом его пошатывание из стороны в стороны и всё-таки решаюсь ему помочь, но… тут моё сердце обрывается.

Зацепившись за что-то ногой, Тимоха спотыкается и летит вперёд, хватаясь рукой за токоприёмник, а в следующую секунду его падает его тело без признаков жизни.

– Не-е-ет! – истошно вскрикиваю я, заглушая своим воплем даже шум поезда.