16 лѣтъ въ Сибири

Затѣмъ намъ прочитана была офиціальная телеграмма о манифестѣ; но она до того сбивчиво была составлена, что давала основаніе разсчитывать на скорый уходъ многихъ изъ насъ на поселеніе. Несмотря на тяжелыя условія жизни въ Якутской области, куда преимущественно отправляли тогда бывшихъ каторжанъ, многихъ изъ насъ все же привлекала перспектива очутиться на поселеніи: послѣднее давало право на передвиженіе по болѣе обширному району и представляло возможность видать высылаемыхъ изъ Россіи административно-ссыльныхъ; къ намъ же, какъ я уже упоминалъ, давно не присылали никакихъ новыхъ лицъ, и мы не получали свѣжихъ и непосредственныхъ впечатлѣній о томъ, что творится на родинѣ. Наконецъ, изъ Якутки открывалась перспектива черезъ десять лѣтъ получить право приписаться въ крестьяне. «А тамъ, — невольно мечтаешь, бывало, — еще явится какой-нибудь манифестъ, и черезъ какихъ-нибудь полтора десятка лѣтъ можешь очутиться и въ Евр. Россіи».

Пока въ департаментѣ государственной полиціи рѣшался вопросъ о томъ, къ кому изъ насъ и въ какомъ размѣрѣ примѣнить «всемилостивѣйшій манифестъ», — у сибирскихъ властей была забота, какъ сдѣлать наиболѣе безопаснымъ проѣздъ наслѣдника по странѣ, въ которой находился большой контингентъ политическихъ ссыльныхъ. И вотъ повсюду вдоль тракта и на много верстъ по сторонамъ отъ него надумали запереть нашего брата въ тюрьмы. Хотя путь, по которому ѣхалъ наслѣдникъ, находился въ 15 верстахъ отъ нашего поселка, но заботливыя власти еще за сутки до его пріѣзда посадили всѣхъ насъ, вольнокомандцевъ, въ тюрьму и выпустили изъ нея, лишь черезъ сутки послѣ его отъѣзда.

Въ теченіе многихъ мѣсяцевъ мы съ большимъ нетерпѣніемъ ждали, что вотъ, наконецъ, узнаемъ относительно примѣненія къ намъ манифеста. Но въ департаментѣ полиціи не торопятся въ такихъ случаяхъ, а лица, ожидающія «царской милости», могутъ погодить: около года прошло, пока намъ, наконецъ, прочли списокъ удостоенныхъ примѣненія манифеста. Какъ можно было заранѣе ожидать, половина политическихъ вольнокомандцевъ оказалась совсѣмъ изъятой изъ него, остальнымъ сдѣланы были незначительныя сокращенія въ ихъ срокахъ; я также былъ въ числѣ изъятыхъ.

У многихъ изъ насъ довольно скоро прошло то относительно пріятное ощущеніе отъ жизни на «свободѣ», которое мы естественно испытали, послѣ выхода изъ тюрьмы: надолго жизнь въ вольной командѣ не могла удовлетворять, потому что она въ своемъ родѣ была столь же однообразна и безсодержательна, какъ и тюремная. Къ тому же, съ чѣмъ въ тюрьмѣ поневолѣ приходилось мириться, то въ вольной командѣ давало себя особенно сильно чувствовать. Тамъ мы заранѣе знали, что для насъ немыслимо никакое цѣлесообразное занятіе, что мы обречены на прозябаніе, на то, чтобы какъ-нибудь коротать время; духовныя стремленія притуплялись или даже вполнѣ атрофировались въ тюрьмѣ. Въ вольной же командѣ мы въ первое время снова стали какъ-бы оживать и выходить изъ летаргическаго состоянія. Хотя въ окружавшей насъ новой дѣйствительности было мало возбуждавшаго нашу мысль, но все же мы видѣли, какъ другіе люди копошатся, что-то дѣлаютъ, имѣютъ свои интересы и заботы. Мы же были обречены, главнымъ образомъ, лишь на разныя мелкія работы по нашему хозяйству, что, конечно, не могло заполнить всѣхъ нашихъ стремленій и мыслей. У многихъ изъ насъ было естественное желаніе дѣлать что-либо болѣе соотвѣтствовавшее нашимъ привычкамъ и способностямъ, чѣмъ рубить дрова, косить сѣно и т. п. Но, будучи заброшены на многіе годы въ глухой поселокъ, стѣсненные всякими запрещеніями, мы рѣшительно не находили для себя никакого выхода; со стороны же могло казаться, что въ вольной командѣ мы могли многое сдѣлать. Эта неудовлетворенность крайне угнетающимъ образомъ дѣйствовала на наше настроеніе, и временами, казалось, охотно вернулся бы обратно въ тюрьму, чтобы только освободиться отъ такого состоянія.

Годъ спустя, начали упразднять расположенныя на Карѣ каторжныя тюрьмы, и всѣхъ заключенныхъ въ нихъ уголовныхъ перевезли частью на строившуюся тогда сибирскую желѣзную дорогу, частью на о. Сахалинъ. Вмѣстѣ съ уголовными каторжанами перевели и находившихся для ихъ охраны казаковъ, а также разныхъ должностныхъ лицъ. Ушелъ на поселеніе и Чхотуа. Нашъ поселокъ совсѣмъ почти опустѣлъ, и жизнь въ немъ стала еще однообразнѣе и тоскливѣе.