Организація нашей хозяйственной жизни въ существенныхъ чертахъ осталась той же, каковой она была у насъ въ тюрьмѣ, съ тѣми лишь измѣненіями, какія требовались новыми условіями. Мы по прежнему составляли «артель» съ избраннымъ нами старостой во главѣ, завѣдывавшимъ всѣми внутренними и внѣшними дѣлами. Были у насъ также общая кухня и библіотека. Но теперь хозяйство наше въ значительной степени расширилось и осложнилось; вслѣдствіе этого прибавилось много новыхъ работъ и заботъ, отъ которыхъ въ тюрьмѣ мы совершенно были свободны. Такъ, съ осени всѣмъ здоровымъ мужчинамъ приходилось проводить по нѣсколько недѣль въ лѣсу за свалкой и распилкой деревьевъ; работа эта была не изъ легкихъ, но въ ней было и много пріятнаго. Зимой нужно было вывозить заготовленныя бревна изъ лѣса, отстоявшаго отъ нашего поселка въ нѣсколькихъ верстахъ. Дома приходилось распиливать эти бревна на полѣнья и колоть послѣднія, дѣлая запасы для себя и для всѣхъ тѣхъ, которые, по тѣмъ или другимъ причинамъ, освобождались отъ тяжелыхъ работъ. Поэтому, одна уже заготовка дровъ отнимала довольно много времени. Но, кромѣ нея, зимой же мы занимались вывозкой заготовлявшихся нами лѣтомъ на лугахъ стоговъ сѣна для имѣвшихся въ нашемъ хозяйствѣ шести коровъ и четырехъ лошадей, а весной многіе возились съ огородами, покосами и пр. Какъ и въ тюрьмѣ, первое время по выходѣ въ вольную команду, мы готовили пищу по-очередно, группами. Но впослѣдствіи общая кухня была уничтожена, и каждый устраивался, какъ хотѣлъ. Всякихъ домашнихъ занятій и хлопотъ въ своей избушкѣ было, конечно, также значительно больше, чѣмъ въ тюремной камерѣ.
Изъ всѣхъ тяжелыхъ работъ въ вольной командѣ особенно утомительной казалась мнѣ вывозка сѣна зимой. Ѣхать за нимъ приходилось верстъ за 10–12. Поэтому, мы отправлялись изъ дому съ такимъ разсчетомъ, чтобы къ вечеру успѣть вернуться обратно. Встаешь, бывало, въ 4–5 час. ночи, наскоро выпиваешь чай и спѣшишь запречь лошадей, что при жестокихъ сибирскихъ морозахъ и днемъ было нелегкимъ дѣломъ, а предъ разсвѣтомъ являлось настоящимъ мученіемъ. Двоимъ слѣдовало привести четыре большихъ воза сѣна; но, при неумѣньи и неопытности многихъ изъ насъ, дѣло не ладилось, веревки по пути развязывались, сѣно разсыпалось, лошади то сворачивали съ дороги въ сугробы, то сильно отставали, и намъ, одѣтымъ въ тяжелые арестантскіе тулупы и въ валенки, не легко было перебѣгать отъ одного воза до другого. Потѣешь, какъ въ жаркій день, несмотря на ужасный морозъ. Но въ этой утомительной работѣ было за то немало и своеобразной поэзіи. Оригинальныя ощущенія приходилось испытывать ночью, когда мы ѣхали по пустыннымъ снѣжнымъ полямъ и тайгѣ; кругомъ — полнѣйшая тишина, — только снѣгъ хруститъ отъ лошадиныхъ копытъ и полозьевъ саней, да изрѣдка раздается вой голоднаго волка. Холодный и густой воздухъ отличается удивительной прозрачностью. На чистомъ небѣ ярко блестятъ миріады звѣздъ. На далекомъ пространствѣ — никакихъ признаковъ человѣческой жизни. Но все усиливающійся, съ приближеніемъ разсвѣта, жестокій холодъ заставляетъ вернуться изъ области поэзіи къ тяжелой дѣйствительности. Морозъ пробрался сквозь тулупъ и словно тысячами острыхъ иглъ началъ колоть тѣло. Холода бывали такіе, что крѣпкая водка, которую мы съ собою брали въ бутылкахъ, замерзала, несмотря на то, что мы кутали ее самымъ тщательнымъ образомъ: бутылка трескалась и согрѣвающая жидкость превращалась въ сплошную льдинку.
Возвратившись домой, по окончаніи такой работы, бывало, испытываешь особенное наслажденіе. Маленькая крестьянская избушка въ этихъ случаяхъ казалась мнѣ чуть-ли не дворцомъ. Да я, вообще, находилъ ее очень привлекательной, хотя слишкомъ требовательный человѣкъ нашелъ бы въ ней массу несовершенствъ: большая русская печь, занимавшая почти треть комнаты, во время топки сильно дымила, а послѣ закрытія трубы, издавала угаръ, отъ котораго, однажды, я до того пострадалъ, что случайно зашедшіе ко мнѣ товарищи нашли меня потерявшимъ сознаніе. По угламъ было необъятное число щелей, поэтому, несмотря на всѣ мои старанія забить и законопатить ихъ, тамъ вѣтеръ свободно дулъ. Навѣщавшіе меня товарищи находили, что въ моей крохотной избушкѣ имѣлись климаты всѣхъ поясовъ земного шара. Но эти и другія несовершенства моего жилища казались сущими пустяками, по сравненію съ тѣмъ удобствомъ, какимъ являлась жизнь въ отдѣльномъ помѣщеніи: проживши, въ теченіе многихъ лѣтъ вмѣстѣ съ другими, будешь чувствовать себя счастливымъ, имѣя собственный, хотя-бы и самый плохой уголъ. Ради одного этого можно было мириться съ разными неудобствами и хлопотами; чтобы избѣжать ихъ или въ значительной степени уменьшить пришлось бы помѣститься вдвоемъ съ кѣмъ-нибудь изъ товарищей. Но, за исключеніемъ друзей, каждый предпочиталъ жить въ одиночку, возясь самъ съ топкой печки, ноской воды коромысломъ издалека и т. п. домашними работами.