16 лѣтъ въ Сибири

Стояли жестокіе морозы. Сверхъ шубы на мнѣ была доха и, несмотря на эту теплую и вмѣстѣ крайне тяжелую одежду, въ которой съ большимъ трудомъ можно было пошевелиться, — я, сидя въ саняхъ, закутывался еще кругомъ мѣховымъ одѣяломъ. Дорога большей частью проходила по мало населенной, поросшей лѣсомъ и очень холмистой мѣстности. Тройка лошадей съ трудомъ тащила сани; станки отстояли далеко одинъ отъ другого; но я всюду встрѣчалъ чрезвычайно предупредительный пріемъ, нелишенный иногда комизма. Такъ, когда, пріѣхавъ поздно ночью на какую-то станцію, я расположился уже спать, ко мнѣ заявился мѣстный десятскій и, вытянувшись у дверей въ струнку, спросилъ:

— Не имѣете-ли, В. В-діе, какихъ приказаній?

Я попросилъ его позаботиться, чтобы рано утромъ были готовы для меня лошади. Отвѣтивъ «слушаюсь», онъ вновь повторилъ по подобавшій мнѣ, поселенцу, титулъ; когда-же я поправилъ его, онъ замѣтилъ: «такъ оно вѣрнѣе, В. В-діе» и затѣмъ спросилъ, не прикажу-ли ему доставить ко мнѣ мѣстныхъ счетчиковъ? Я, конечно, отклонилъ это ненужное безпокойство людей. Десятнику, повидимому, во что бы то ни стало хотѣлось чѣмъ-нибудь проявить свое усердіе. Аналогичную предупредительность я замѣтилъ также на другихъ станціяхъ и недоумѣвалъ, чѣмъ это объяснить? Потомъ оказалось, что грозный приставъ, проѣзжая за нѣсколько дней до меня по этимъ же мѣстамъ, вездѣ предупреждалъ о предстоящемъ проѣздѣ «шилкинскаго счетчика» и приказывалъ немедленно исполнять мои распоряженія.

За нѣсколько станцій до конечнаго пункта, мнѣ встрѣтились ѣхавшіе по тому же направленію счетчики изъ другихъ мѣстъ нашего участка. Среди нихъ циркулировалъ тревожившій ихъ слухъ, будто нашъ приславъ нашелъ списки ранѣе уже съѣхавшихся къ нему счетчиковъ неправильно составленными и заставляетъ заново ихъ переписать. Слухъ этотъ очень всѣхъ безпокоилъ, такъ какъ перепись и безъ того отняла у бѣдныхъ счетчиковъ много времени, вознагражденіе же предстояло получить самое мизерное, а то и одну лишь медаль, спеціально изобрѣтенную правительствомъ для этого случая.

Трое сутокъ спустя, послѣ выѣзда изъ дому, я въ полночь пріѣхалъ въ станицу Айгунскую, гдѣ былъ назначенъ нашъ «съѣздъ». Меня очень интересовало, какъ мы встрѣтимся съ приставомъ. Повидимому, его это не меньше занимало, потому что не успѣлъ я, проснувшись утромъ слѣдующаго дня, еще умыться, какъ на «земскую», куда я заѣхалъ, явился казакъ и сообщилъ, что приставъ проситъ къ себѣ «шилкинскаго» счетчика. Я велѣлъ передать, что приду въ свое время. Но, видно, нетерпѣніе разбирало его, такъ какъ, спустя нѣсколько минутъ, вошелъ тучный господинъ лѣтъ 50-ти въ полицейской формѣ, отрекомендовавшійся мнѣ «завѣдующимъ такимъ-то переписнымъ участкомъ Бибиковымъ». Въ свою очередь я назвалъ себя «счетчикомъ Дейчемъ».

Вопросъ немедленно коснулся переписи, и Бибиковъ сталъ жаловаться на затруднительность своего положенія, какъ завѣдующаго. Онъ чистосердечно признался, что самъ рѣшительно не можетъ разобраться въ массѣ полученныхъ имъ изъ разныхъ инстанцій инструкцій, циркуляровъ и предписаній относительно способовъ провѣрки списковъ и составленія обшей сводки по всему его участку. Между тѣмъ, къ нему съѣхалось 30 счетчиковъ; изъ нихъ нѣкоторые живутъ здѣсь по недѣлѣ вдали отъ дома, оторванные отъ своего хозяйства; теряя время и неся расходы, они вполнѣ справедливо требуютъ, чтобы онъ немедленно просмотрѣлъ ихъ работу и освободилъ ихъ. По его же мнѣнію, всѣ почти счетчики неправильно составили свои списки и должны ихъ здѣсь исправить. Въ заключеніе, Бибиковъ заявилъ, что слыхалъ, будто я вполнѣ освоился со всѣми правилами производства переписи, а потому просилъ меня помочь ему въ этомъ дѣлѣ. Къ нему присоединились и присутствовавшіе при этомъ разговорѣ другіе счетчики. Мнѣ самому также интересно было узнать, въ чемъ состоитъ роль завѣдующаго переписнымъ участкомъ; поэтому, послѣ нѣкоторыхъ колебаній, я согласился на просьбу пристава, который разсыпался за это въ благодарностяхъ.

Мы тотчасъ же отправились на его временную квартиру. Гостинная, служившая вмѣстѣ и канцеляріей, была переполнена съѣхавшимися счетчиками, каковыми являлись большей частью писаря, учителя и фельдшера изъ казаковъ. Увидѣвъ Бибикова, они немедленно обступили его, прося отпустить ихъ по домамъ.

— До какихъ же поръ будемъ мы здѣсь? — говорили они хоромъ: — дома дѣло, хозяйство оставлено, а мы должны проживаться тутъ!

— Вотъ видите, — обратился ко мнѣ завѣдывавшій, — такъ ежедневно, съ ранняго утра до поздняго вечера! Тутъ съ ума сойдешь!