16 лѣтъ въ Сибири

У насъ, въ Россіи существуетъ сфера отношеній являющаяся привилегіей политическихъ заключенныхъ, — я имѣю въ виду признаніе всякаго рода начальствомъ, что политическаго нельзя третировать совершенно такъ, какъ уголовнаго. По крайней мѣрѣ, такъ было въ описываемые мною годы. Немалую роль въ такомъ отношеніи къ намъ властей играло сознаніе политическими своей правоты и присущее имъ чувство собственнаго достоинства. Оскорбленіе этого чувства со стороны кого-либо изъ администраціи вызывало, — какъ и теперь это случается, — тюремныя исторіи. Какъ мы обучали начальство вѣжливости, можетъ показать слѣдующій случай:

Изъ Петербурга къ намъ пріѣхалъ начальникъ главнаго тюремнаго управленія Галкинъ-Врасскій. Онъ внушалъ всей зависѣвшей отъ него администраціи неимовѣрное благоговѣніе, смѣшанное со страхомъ. Въ сознаніи важности занимаемаго имъ поста, а также, вѣроятно, и чина, Галкинъ-Врасскій держалъ себя чрезвычайно высокомѣрно. При посѣщеніи имъ нашей тюрьмы, среди насъ распространился слухъ, что онъ, заходя въ камеры, не снимаетъ съ головы шляпы. Мы немедленно рѣшили проучить его, условившись, что первый изъ насъ, къ которому онъ зайдетъ, преподастъ ему урокъ вѣжливости. Въ сопровожденіи большой свиты вошелъ Галкинъ-Врасскій въ первую камеру нашей Пугачевской башни, въ которой помѣщался, какъ я уже упоминалъ выше, осужденный въ Кіевѣ на поселеніе студентъ духовной академіи, Петръ Дашкевичъ. Лишь только, переступивъ порогъ, Галкинъ-Врасскій открылъ ротъ и задалъ обычный вопросъ: «Не имѣете ли чего заявить?» — какъ Дашкевичъ спокойнымъ тономъ замѣтилъ ему:

— Могу заявить вамъ, что вы очень не вѣжливы: заходите въ камеру, не снявъ шляпы.

Галкинъ-Врасскій быстро повернулся и вышелъ; свита, въ присутствіи которой онъ, важный сановникъ, выслушалъ наставленіе отъ юноши-арестанта, смущенно послѣдовала за нимъ.

— По какому онъ дѣлу? — спросилъ Галкинъ-Врасскій, имѣя въ виду Дашкевича, когда всѣ очутились на площадкѣ передъ нашими камерами.

— По Кіевскому, — отвѣтилъ кто-то.

— А, изъ тѣхъ, которые тамъ бунтовали! — воскликнулъ онъ и направился въ другія камеры, но уже держа цилиндръ въ рукѣ.

Галкинъ-Врасскій отплатилъ Дашкевичу за урокъ вѣжливости: хотя по суду послѣдній былъ приговоренъ на поселеніе въ Сибирь, «въ мѣста, не столь отдаленныя», но начальникъ тюремъ постарался, чтобы его сослали въ отдаленнѣйшія, а именно — въ с. Тунку, Иркутской губ.[21].

ГЛАВА XIII Въ мѣстахъ, не столь отдаленныхъ

Съ наступленіемъ весны мы стали готовиться къ предстоявшему намъ далекому путешествію. Самый важный для насъ вопросъ — количество багажа, какое мы, каторжане, сможемъ взять съ собою — разрѣшился въ благопріятномъ смыслѣ.

По инструкціи, лицамъ, лишеннымъ всѣхъ правъ состоянія, разрѣшалось имѣть при себѣ не болѣе 25 фунт. на каждаго, между тѣмъ одни только казенныя вещи имѣли этотъ вѣсъ, слѣдовательно, нельзя было бы везти съ собою книгъ, каковыхъ у насъ накопилось немало за время сидѣнія въ Бутыркахъ[22].

Но передъ отправкой въ путь начальство сообщило намъ, что вѣсъ багажа будетъ распредѣляться на всѣхъ отправляемыхъ въ партіи, а такъ какъ административнымъ дозволялось имѣть по пяти пудовъ на каждаго, у многихъ же изъ нихъ было очень мало вещей, то мы, каторжане, могли взять съ собою полученныя вещи и книги, которыя, раньше выдачи ихъ намъ, конечно, предварительно просматривались. Въ связи съ этимъ произошелъ такой курьезъ.

Студентъ Рубиновъ, о которомъ я упоминалъ выше, обратился къ вице-губернатору, кн. Голицыну, съ вопросомъ, можетъ ли онъ взять съ собою «Капиталъ» Маркса?

— Какъ же вы возьмете чужой капиталъ? — съ недоумѣніемъ спросилъ кн. Голицынъ, какъ сообщали, окончившій университетъ, но, очевидно, никогда не слыхавшій о такой книгѣ.

Предъ отъѣздомъ среди насъ возникъ вопросъ, не оставить ли старику-капитану какого-либо цѣннаго подарка на память. Но онъ какимъ-то образомъ узналъ объ этомъ намѣреніи и энергично возсталъ противъ него, говоря, что деньги намъ самимъ очень пригодятся въ будущемъ. Не помню, было ли что-нибудь куплено ему? Однако, нѣсколько дней спустя, послѣ признанныхъ нами заслугъ и прекрасныхъ качествъ капитана Мальчинскаго, онъ возбудилъ въ насъ крайнее негодованіе и возмущеніе. Случилось это предъ самымъ нашимъ уходомъ изъ Москвы въ Сибирь.