16 лѣтъ въ Сибири

Какъ нетрудно заранѣе себѣ представить, отпускавшаяся отъ казны пища была чрезвычайно плоха: даже мало привередливый человѣкъ, при сильномъ голодѣ, могъ проглотить лишь нѣсколько ложекъ той отвратительной похлебки, которая разносилась въ деревянныхъ бакахъ по камерамъ. Такія свойства этой пищи объяснялись, конечно, ничтожными размѣрами казенныхъ продуктовъ, которые къ тому же подвергались многочисленнымъ урѣзываніямъ въ разныхъ инстанціяхъ. Послѣ нѣсколькихъ пробъ этой пищи мы рѣшили устроить свой собственный столъ. Для этого нашъ староста, завѣдывавшій артельнымъ нашимъ хозяйствомъ, подрядилъ одного изъ арестантовъ, который долженъ былъ изъ нашихъ продуктовъ готовить для насъ отдѣльно отъ уголовныхъ. Но нельзя сказать, чтобы и собственная наша пища была особенно обильна и гастрономична, — причиной этого являлась крайняя ограниченность получаемыхъ нами въ общемъ средствъ. Въ цѣляхъ экономіи нѣкоторые изъ насъ предложили замѣнить обыкновенное скотское мясо кониной, хотя и первое въ то время стоило сравнительно очень дешево. Сдѣлана была проба. Оказалось, что, хотя конина жестка и не особенно вкусна, но ѣсть ее можно было безъ отвращенія. Нашлось, однако, два-три человѣка, которые утверждали, что ихъ тошнитъ отъ конины. Считая это утвержденіе результатомъ вкоренившагося предубѣжденія, остальные члены нашей артели, сговорившись, заявили этимъ мнительнымъ лицамъ, что для нихъ будутъ готовить пищу изъ обыкновеннаго мяса. Въ дѣйствительности же имъ подавалась та же конина, только нѣсколько иначе приготовленная, напр., въ видѣ котлетъ, битковъ и т. п. Глядя на то, какъ мы открыто ѣли конину, иной изъ этихъ мнительныхъ людей говорилъ, что его тошнитъ отъ одного только внѣшняго вида нашей пищи, а мы, въ свою очередь, съ трудомъ удерживались отъ смѣха, наблюдая, съ какимъ аппетитомъ онъ самъ уплеталъ ту же конину. Когда же по прошествіи нѣкотораго времени этимъ мистифицируемымъ лицамъ кто-то сообщилъ, что они также питались кониной, то они заднимъ числомъ стали утверждать, что они всегда чувствовали нѣчто непріятное въ пищѣ и разстроили себѣ желудки.

Кромѣ родственниковъ и вообще близкихъ людей, заботившихся объ улучшеніи нашего матеріальнаго положенія, немало также дѣлали въ этомъ отношеніи нѣкоторыя лица, не связанныя съ заключенными въ тюрьмѣ узами родства. Я имѣю въ виду членовъ революціоннаго Краснаго Креста. Только очутившись въ тюрьмѣ или въ ссылкѣ и не имѣя на волѣ близкихъ людей, многіе оцѣнили значеніе этихъ безкорыстныхъ и скромныхъ дѣятельницъ, посвятившихъ себя задачѣ оказывать помощь лицамъ, преслѣдуемымъ правительствомъ за политическія преступленія. Мнѣ случалось видѣть выраженія удовольствія и благодарности на лицахъ такихъ одинокихъ людей, когда они получали съ воли ту или иную необходимую имъ вещь, заботливо пріобрѣтенную и доставленную имъ совсѣмъ незнакомой женщиной, членомъ Краснаго Креста.

Нашей партіи, кажется, особенно посчастливилось въ этомъ отношеніи. Задолго до наступленія времени отправки насъ въ Сибирь, мы получили съ воли предложеніе составить списокъ всего необходимаго для предстоящаго намъ далекаго путешествія. Нетрудно представить себѣ, какую массу мелкой хлопотливой заботы, а также труда, брали на себя великодушныя женщины — члены Краснаго Креста. Въ ихъ стараніяхъ помочь заключеннымъ и ссыльнымъ было много трогательнаго.

Хотя мы, какъ соціалисты, совершенно не придерживаемся никакой религіи, тѣмъ не менѣе, насколько мнѣ извѣстно, во всѣхъ мѣстахъ заключенія, гдѣ только представлялась къ тому возможность, лица самыхъ различныхъ по происхожденію національностей — евреи, поляки, нѣмцы, — не отказывались принимать участіе въ большихъ русскихъ праздникахъ — Рождествѣ Христовомъ и Свѣтломъ Воскресеньи. Участіе это, правда, выражалось лишь въ улучшеніи на эти дни пищи, такъ какъ родственники, знакомые и члены Краснаго Креста доставляли въ тюрьмы разные съѣстные продукты и даже лакомства.

Особенно весело отпраздновали мы въ Бутыркахъ ночь подъ Свѣтлое Воскресенье. Губернаторъ разрѣшилъ намъ провести ее сообща въ башнѣ, гдѣ помѣщались административно-ссылаемые. Тамъ, подъ наблюденіемъ помощника смотрителя и надзирателей, мы оставались всѣ вмѣстѣ — мужчины и женщины — съ наступленія вечера почти до разсвѣта, и предавались небывалому въ тюрьмѣ веселью: шутки и смѣхъ смѣшивались со звуками пѣсни, затѣмъ появилась откуда-то гармоника и развеселившаяся молодежь пустилась танцовать. Но я увѣренъ, что и во время этого веселья едва ли кто забывалъ, что онъ въ тюрьмѣ, за желѣзными рѣшетками…

* * *