Такія же надежды раздѣляла тогда и революціонная молодежь. Большинство ея было увѣрено, что «не сегодня-завтра террористы убьютъ Александра III, и тогда уже непремѣнно дана будетъ конституція». По этому поводу заключались даже между нѣкоторыми пари. Такая увѣренность поддерживала во многихъ арестованныхъ бодрость и хорошее расположеніе духа. Но уже и въ то время все доказывало, что «Народная Воля» доживала свои послѣдніе дни и террористы не были уже страшны правительству. Всѣ наиболѣе способные и опытные члены этой организаціи были арестованы, казнены или заключены въ Шлиссельбургской крѣпости, а нарождавшіеся новые адепты не отличались всѣми необходимыми для террористической дѣятельности качествами; къ тому же изощрившаяся въ борьбѣ съ революціонерами полиція не давала молодымъ народовольцамъ возможности пріобрѣсти опытъ Неумѣнье вести конспиративную дѣятельность была одной изъ главныхъ причинъ многочисленныхъ проваловъ, раньше чѣмъ молодые террористы еще приступали къ подготовкѣ какого-нибудь революціоннаго плана. Къ тому же, тогда не было уже того единства во взглядахъ, которое до 1881-82 гг. отличало членовъ партіи «Народная Воля». Среди сторонниковъ этого направленія возникли уже разныя фракціи. Такъ, появились «молодые народовольцы», отстаивавшіе необходимость примѣненія, кромѣ политическаго, еще аграрнаго и фабрично-заводскаго террора; они желали, чтобы народовольцы занимались также убійствами помѣщиковъ, фабрикантовъ, кулаковъ и т. п. Рядомъ съ этой группой появились еще, такъ называемые, «бомбисты», сводившіе всю дѣятельность къ метанію бомбъ. Были еще и «милитаристы», мечтавшіе лишь о заговорахъ среди военныхъ. Тогда же, какъ извѣстно, впервые появились въ Россіи и соціалдемократы, начавшіе издавать въ Петербургѣ газету для рабочихъ.
Между сторонниками всѣхъ этихъ направленій, имѣвшихъ своихъ представителей среди заключенныхъ въ Бутыркахъ, происходили, конечно, оживленные споры и дебаты, кончавшіеся въ большинствѣ случаевъ довольно миролюбиво: общія условія заключенія и оторванность отъ практической дѣятельности заставляли даже самыхъ непримиримыхъ терпимо относиться къ лицамъ, придерживавшимся иныхъ, чѣмъ они, взглядовъ.
У насъ были постоянныя сношенія не только между всѣми заключенными въ разныхъ башняхъ, но также съ волей, откуда мы получали всякія литературныя новинки. Для этого мы пользовались разными способами, но однимъ изъ главныхъ служилъ подкупленный нами надзиратель, о которомъ скажу здѣсь нѣсколько словъ.
Смирновъ — пусть будетъ такъ его фамилія — былъ очень пронырливый и смѣлый молодой человѣкъ, готовый на всякое рискованное предпріятіе, не исключая и преступленія. Будучи самъ малограмотнымъ, онъ, однако, питалъ большое почтеніе къ людямъ образованнымъ и намъ, политическимъ, былъ преданъ не только вслѣдствіе щедро получаемаго отъ насъ вознагражденія, но и изъ непосредственнаго расположенія. На сознательный доносъ онъ ни въ какомъ случаѣ не могъ пойти, въ чемъ я отчасти могъ убѣдиться по слѣдующему случаю.
Нѣкоторые товарищи надумали устроить побѣгъ изъ тюрьмы путемъ подкопа. Но, какъ тщательно они не скрывали отъ Смирнова свою затѣю, онъ, однако, вскорѣ замѣтилъ ихъ приготовленія.
— Вы думаете, я не знаю, что ваши товарищи дѣлаютъ подкопъ? — сказалъ онъ мнѣ, зашедши въ камеру и затворивъ за собою дверь. — Только меня не подводите, а я не выдамъ.
Но, однажды, я самъ настоялъ, чтобы онъ донесъ на меня. Это было вскорѣ по прибытіи въ московскую центральную тюрьму. Мы знали, что уголовные каторжане тайкомъ скидаютъ кандалы, на что тюремное начальство смотрѣло сквозь пальцы, и я рѣшилъ послѣдовать ихъ примѣру, но только сбросить кандалы, болѣе или менѣе открыто. Вышедши изъ камеры на площадку, на которой находился надзиратель Смирновъ, я на его глазахъ, при помощи гвоздя и молотка, разбилъ заклепки, — кандалы спали съ ногъ.
— Что же вы сдѣлали? Вѣдь теперь я буду въ отвѣтѣ! — воскликнулъ Смирновъ.
— Нисколько, — возразилъ я. — Идите къ смотрителю и сообщите, что я разбилъ кандалы.
Поколебавшись немного, онъ послѣдовалъ моему совѣту, а, вернувшись изъ конторы, сообщилъ, что меня зоветъ къ себѣ смотритель. Вмѣсто выбитыхъ заклепокъ, я связалъ кольца кандаловъ веревочками и, вновь одѣвъ ихъ, отправился въ контору.
— Вы разбили кандалы? — чуть не съ ужасомъ воскликнулъ старикъ-капитанъ. Я отвѣтилъ утвердительно.
— Значитъ, вы собираетесь бѣжать отсюда? — умозаключилъ онъ.
— Ну, подумайте, капитанъ, если бы я дѣйствительно собирался бѣжать, неужели я сталъ-бы открыто разбивать кандалы? Конечно, нѣтъ. Будь у меня такое намѣреніе, я, наоборотъ, постарался бы отвлечь отъ себя малѣйшее подозрѣніе. Я желаю лишь не имѣть на ногахъ излишней тяжести, причиняющей непріятныя ощущенія.
— Но не могу же я вамъ разрѣшить не носить кандаловъ? — недоумѣвалъ онъ.
— Этого вовсе и не требуется, — отвѣтилъ я. — Вы дѣлайте только видъ, что ничего не знаете, что «все обстоитъ благополучно».
— Ну, а если высшее начальство узнаетъ? — спросилъ онъ уже нѣсколько болѣе спокойнымъ тономъ.