16 лѣтъ въ Сибири

Мнѣ не разъ приходилось разговаривать съ нѣкоторыми изъ этихъ «общественниковъ» и слышать отъ нихъ о причинахъ ихъ выселенія; сколько вопіющихъ несправедливостей и ничѣмъ незаслуженныхъ страданій испытывали беззащитные, безпомощные и невѣжественные наши земледѣльцы! Но эти несчастные и въ пути подвергались отъ всѣхъ разнымъ униженіямъ и оскорбленіямъ, — всѣ помыкали ими, толкали, били, оставляли имъ самыя худшія мѣста въ тюрьмахъ и на этапахъ.

Близкимъ къ «общественникамъ» слоемъ были въ партіи скопцы, ссылавшіеся въ отдаленнѣйшія мѣста Сибири, преимущественно въ Якутскую область. Ихъ также нельзя было причислить къ «преступникамъ», такъ какъ въ нравственномъ отношеніи они ни въ чемъ не уступали нашему земледѣльческому населенію. Наоборотъ, каждый, имѣвшій случай близко познакомиться съ ихъ жизнью въ мѣстахъ ихъ новаго поселенія, признавалъ, что по энергіи, трудолюбію и развитію они являлись, тамъ наилучшимъ, наиболѣе культурнымъ слоемъ. Въ пути скопцы держались всегда вмѣстѣ, боясь какихъ-либо столкновеній съ остальными и уступая поэтому всякому мѣсто; разныя обиды несправедливости со стороны другихъ они смиренно переносили, какъ наказаніе, ниспосланное имъ Всевышнимъ за ихъ грѣхи.

Столь-же пассивно и покорно велъ себя ссылавшійся на поселеніе, а то и на каторгу многочисленный слой случайныхъ преступниковъ, попавшихъ на скамью подсудимыхъ по несчастному стеченію обстоятельствъ или вслѣдствіе юридической ошибки. Среди этого слоя, по преимуществу, встрѣчались тѣ слабохарактерныя лица, которыя, какъ я уже упоминалъ, проигрывали за много дней впередъ, полагавшіяся имъ кормовыя деньги и вѣчно голодали затѣмъ; изъ нихъ-же за ничтожное вознагражденіе вербовались охотники пойти на «смѣнку». Въ партіи они пользовались всеобщимъ презрѣніемъ; ихъ называли очень подходившей къ нимъ кличкой «сухарники», такъ какъ вѣчно голодные, тощіе и блѣдные они, дѣйствительно, напоминали сухари. Страсть къ картамъ, повидимому, убивала въ нихъ рѣшительно всякую волю, что было причиной всевозможныхъ лишеній и невѣроятныхъ страданій, которыя имъ приходилось испытывать въ пути. Въ партіи «сухарники» буквально являлись паріями: они исполняли самыя тяжелыя и непріятныя функціи: чистили отхожія мѣста, убирали «параши» и т. п. Вѣчно голодный «сухарникъ» всегда не прочь былъ присвоить себѣ чужое, но если его ловили на мѣстѣ преступленія или уличали въ содѣянномъ, то, конечно, подвергали самому суровому тѣлесному наказанію. Припоминаю, какъ однажды, молодой «сухарникъ» былъ пойманъ на похищеніи ломтя хлѣба; артель постановила за это примѣрно посѣчь его, «чтобы впредь зналъ, какъ воровать у своего».

Вскорѣ послѣ прихода партіи на этапъ, на дворѣ и въ камерахъ можно было видѣть группы арестантовъ, расположившихся на землѣ, на полу или на нарахъ для игры въ карты. Здѣсь проигрывались кормовые, одежда, бѣлье и обувь: конечно впослѣдствіи, проигравшій казенныя вещи, расплачивался за это своей спиной, но это наказаніе не останавливало его тотчасъ-же поставить на карту все имъ вновь полученное. Въ лохмотьяхъ, полуголые и голодные «сухарники» въ непогоду и съ наступленіемъ холодовъ, чтобы согрѣться, не шли, а буквально бѣгали, насколько хватало у нихъ силъ. Мнѣ совершенно непонятно было, какъ эти несчастные выживали зимой? Мы не разъ пытались помочь имъ; но наши собственныя средства были крайне ограничены, къ тому-же при ближайшемъ случаѣ они проигрывали и все то, что получали отъ насъ. Иной разъ счастливый игрокъ, которому везло, швырялъ какую-нибудь монету голодному «сухарнику»; отчасти, вѣроятно, въ ожиданіи такой подачки, вокругъ игравшихъ толпились всегда «сухарники», слѣдившіе за ходомъ игры съ такимъ-же азартомъ, какъ и сами игроки. Существовалъ также обычай, что «майданщикъ» (маркитантъ), при окончаніи срока найма имъ артельнаго ларя, долженъ былъ угостить голытьбу «сухарниковъ». Поэтому, послѣдніе, задолго до наступленія такого торжества, говорили «вотъ уже майданщикъ насъ угоститъ, какъ смѣнится!»

Такое угощеніе стоило майданщику, конечно, пустяки, въ сравненіи съ тѣмъ, что онъ самъ понабралъ отъ этикъ несчастныхъ за время пользованія имъ правомъ торговли. За это право охотникъ взять майданъ платилъ артели относительно большую сумму, рублей 15–20. Кромѣ чая, сахару, табаку, спичекъ и т. п., майданщикъ имѣлъ водку и карты, дававшія ему наибольшій доходъ. Но рѣдко какой разбогатѣвшій отъ майдана арестантъ долго удерживалъ у себя пріобрѣтенный имъ отъ голодавшихъ и мерзнувшихъ «сухарниковъ» капитанъ: большинство изъ нихъ въ первый день или въ одинъ изъ слѣдующихъ послѣ переуступки своей профессіи новому лицу, спускало въ карты и на водку все до тла. Но когда у бывшаго майданщика еще имѣлись деньги, онъ конечно, причислялся къ арестантской «аристократіи».