19 лет

робах, терли рукавицами носы и щеки. От стужи потрескивали углы изб и заборы, меж туч пробивались крупные звезды и под ними искрился темно-синий снег. Осторожно, чтоб меньше скрипеть настывшими досками крыльца и половицами в коридорчике, прокрадывались к себе, отогревались у плиты, так и не засветив лампы, и ложились на топчан. И чуть слышно вздыхали.

Наконец из Барабинска пришла телеграмма: «Приехали. Ждем багаж». Слава Богу!.. Однако метели не унимались. Гусеничные тракторы пробивали дороги огромными клиньями из толстых окованных брёвен, но уже через час от тех дорог не оставалось и следа.

НОВЫЙ ГОД

Все школьные лампы снесли в сельский клуб. Тут обычно проводились колхозные и праздничные собрания. Сюда же раза три в месяц привозил кинопередвижку высокий и широкоплечий, неизменно пахнущий бражкой и луком Молот Козлов. И тогда из конца в конец села бежали два мальчугана и кричали во весь голос: «На кина в клуб! Картина звуковая. Под названием нового фильма «Секлетарь райкома»! Цена билета - взрослым по рублю, детские по пятьдесят копеек!» Клуб набивался до отказа. Плотно стояли у стен, некоторые приходили со своими лавками. Дети сидели на полу перед самым экраном. Настывший на морозе движок часто глох, и тогда Молот собирал с детей портянки, подкладывал под движок, обливал бензином и поджигал. Спустя полчаса свет гас снова. Если портянок больше не было, фильм переносился на завтра. Иногда Молот пересказывал в потёмках, чем кончаются «Кубанские казаки», «Падение Берлина» или «Секретарь райкома». Эти пересказы были достойны пера самого изобретательного сатирика.

: Под новый, 1951-й год в клуб сошлось чуть ли не всё село. Дети прожужжали взрослым уши, что ожидается нечто необыкновенное, с их участием, и народ повалил. Посередине стояла украшенная большая ёлка, во всю мощь гремел принесенный из школы батарейный приемник. Взопревшая в своих тулупах и плюшевках публика требовала начинать. Директор объяснял, что Новый год положено встречать ровно в полночь.

И вот специально для Сибири кремлевские куранты пробили полночь. Широко распахнулись двери, и в белых клубах пара показались три конские головы — накрытые белыми попонами «выездные жеребцы» втащили в клуб санки, а в них стоял в красном одеянии, усыпанном сияющими блестками, Дед Мороз и вся в белом, с короною на голове Снегурочка. Белобородый и розовощекий Дед Мороз громко произнес стихотворное приветствие и поручил Снегурочке зажечь елку, и та включила подвешенные к веткам электрические фонарики, собранные со всего села. Появился былинный рыцарь в блестящем шлёме, вертелся и подпрыгивал длиннобородый Черномор, запрыгали вокруг ёлки зайцы и лисы, а когда ввалился лохматый медведь, малышня подняла визг. Это в настоящей медвежьей шкуре кувыркался и приплясывал семиклассник Миша Иванов. Маски вовлекали в хоровод детей и взрослых, пели песни и частушки, декламировали стихи и басни. Такого праздника Биаза ещё никогда не видела.

Расходились далеко за полночь. Я чувствовал себя утомленным после всех хлопот и треволнений. Председатель сельсовета и парторг благодарили директора школы, скромный Евгений Павлович счастливо улыбался и кивал в мою сторону, но этого никто не замечал. Непримиримая Наталья Ивановна и та восхищалась вслух. «А кони то, кони, как живые. И Деда Мороза еле узнали». Лишь директор детского дома пожал мне руку и пообещал помощь нашему драмкружку. Через неделю в районной газете «Сталинский призыв» появилась заметка: «Необычайная встреча Нового года в Биазе». Перечислялись почти все участники вечера, но не говорилось, кто его готовил.

Родители моих учеников останавливали меня на улице и благодарили, что увидели, какие способные у них дети. «Петька-то мой, язви его, дома сурок сурком, а тута ишь как разошелся. Свое-то чадо не враз признал, а он как рявкнет: «Колдун несет…» Этова, как ево, что саблей махал… вот-вот, богатыря. Ну, спасибо, учитель, потешили. Тако баско у нас отродясь не было».

Благодарили и учителя. Говорили, что директор хотел выразить благодарность специальным приказом, но его вовремя «поправили». Бугаева, Миронова и Самушкина глядели на меня как на личного врага. Почему? За что? Наконец дошло: хочу затмить их, принизить их непререкаемые авторитеты, сделать карьеру. И кто? Какой-то ссыльный контрик. Подумаешь, наделал игрушек из старых тетрадок и детдомовского старья. До меня доходило, что они предупреждали директора: «Еще неизвестно, какую свинью он способен подложить. Ославит на весь район. Смотрите, мы сигнализировали». Евгений Павлович добродушно успокаивал их, но отношения ко мне не менял.