19-ое 812-й год

– Трепещешь, как сученька на выданье… Такой обеспеченный, сильный мужчина! Ха-ха! Какой же ты жалкий в своих бахромах, богатством одаренный!

– Апокрис, хватит… Во что ты превратился?!

– Да… Во что Я, лохматый и бездарный сынишка, превратился?! Пора навестить отца. Живи, ростовщик. Вот только… Я кое-кого оставлю.

Апокрис подошел к зеркалу, оно в миг почернело. «Крылья ночи пожирая, нрав себе я оглашаю!» – произнес он, тут же отворив проход к следующей цели.

В уборщике не осталось от мыслящего разума, но жажда мести и ответа – она правит, ведет за собой, пьянит и дурманит сломленную душу.

Ростовщик вжался в стену. К нему подошла фарфоровая кукла в свадебном платье, с её механического предплечья вырвалась тройка серпов и лезвиями сверкнула в безмолвии лунного света…

…отец выходил со двора, шатается в похмельном угаре. Стоит навестить! Пьер вылез из отражения в оконных стеклах, бесформенной дымкой проплыл за подворотню и оттуда вышел навстречу.

– Привет, папенька! – преградил дорогу Апокрис. – Как твои дела? У меня вот… хорошо всё. Волосы расчесаны, покрашены, костюм дорогой и статный! Вижу, ты всё бухаешь?

– Ты не оборзел?

– Сука, оборзел! В край, гнида запойная, оборзел! – из пальцев Пьера вырвались стальные прутья, вошли в отцовское плечо и подвесили над землей. – Папенька… я и не хотел уже поговорить! Лишь бы ты перестал гнобить меня… Какой я идиот, бездарь, ленивая оскотинившаяся дегрода!

– Сын…

– Уже сын, да? Ах, как же долго я ждал этих слов! Что ещё скажешь?

– Когда же ты… сдохнешь…

Плоть обагрила мощеную кладку, все окрестные дома покрылись слоем крови. Он умер… Наконец-то! Заткнул свою пьяную пасть! Но кто ещё?..

Может, сперва заглянуть к одному сыкуну? Взрослому, работящему дядьке, что не прочь за спиной бросить ряд оскорблений и пустозвонить расправой. Да, отчего бы и его не разорвать?

Так или иначе, в крови захлебнется весь город.

…гуляет, с коляской во дворе. Смешно… Хотя, не логично ли? Кому, как не тщедушной, слабой и безмозглой твари бросаться угрозами через знакомых и родственников?

Теперь нечистый избрал иное отражение: преломился лучами призрачного мерцания над осколками разбитой бутылки и так оказался рядом с очередным ужином.

– Ну, привет? – подошел Апокрис, глянул в коляску. – Какие милые… Говорят, дети должны расти здоровыми и… м-м-м, вкусными?

– Апокрис? Ты… Как себя чувствуешь?

Пьер взялся за ногу одного из младенцев и разбил его голову об ограду тротуара.

Мужчина ничего не мог сделать. В приступе рвоты он опустился на колени, никак не осознавая происходящего.

– Страшно? – бес положил ладонь на щеку мученика. – А угрожать, неизвестно кому, мразь драная, было не страшно?! А-а-а, да… Мужчина должен то, мужчина должен это! Конечно же, маленький мальчик. Конечно же!

Большие пальцы легли на глаза, медленно провалились в яблоки. От ужаса жертва не могла кричать, звать на помощь… Да и кто поможет? Сегодня весь город исчезнет. Пока лишь забава, отрада раздавленной душе и истерзанному сердцу.

– Скажи, сволочь! Давай… Скажи, кто я?

Безропотный скот хранил молчание, невозможно и слова молвить. Апокрис не удовлетворит всё накипевшее, пока не услышит угрозы лично – в лицо.

– Вечно вы такие… старшее поколение. Выпендриться? Пустяком пустить обидное слово? Пообещать, где-то там на краю города, морду набить? Что же ты молчишь, заплаканная девочка?..

Не выдержав немоты, Пьер вонзил пальцы в брюшную полость мужчины. Вырвал кишечник, обмотал вокруг шеи.

– Подвесить бы, а? Что б раскачивался и смеялся! Это же так легко? Поржать, облить своей дристней того, кого вряд ли когда-нибудь встретишь! Ну-с, милостивый? А сам-то кем будешь? Трудно приметить скот, тщательно отобранный на убой.

Визг со стороны подъезда. Моментально Апокрис обратил внимание, исторг из пасти длинный язык. Шпилем он влетел в глотку женщины, по скрытому миру добрался до внутренних половых органов и вырвал…

– Дрянь! Шалава! – пытается сумасшедший отплеваться, оставив разодранную матку у дверей. – Чего там только нет, а? И не твоего ведь…

Когти вошли в солнечное сплетение, вылетела печень. Затем ниже, пока на земле не стал лежать полный набор: почки, сердце, желудок, кишки, вчерашний завтрак и немного водки…

– Ладно, чертики с тобой! – расстегнув брюки, Апокрис оставил последний подарок, излившийся золотым потоком. – Толку от тебя нет… Пойду остальных “родственничков” навещу!

«Иди за мной, и молви боль!
В клевете родившись, алой пеленой умывшись,
Только Змия раззадорь!
Твой Бог счастье обещает; памятью убившись…»

Снова марионетка в платье промелькнула за углами домов. Один только шаг в её сторону заставляет трепетать, но ей нельзя отказывать. Она ведет, размывая границы тщеславной бытности. Весь город, рухнувший парадом долженствования и требований, обязательств, обращается закутком предсмертной пелены.