1915 год. Апогей

Начальник штаба Ставки по «Положению…» являлся ближайшим сотрудником Верховного главнокомандующего «по всем частям», он ведал разработкой военных операций, ему подчинялись все офицеры Генерального штаба, занимавшие штатные должности на театре военных действий, управлял вооруженными силами в случае болезни главнокомандующего, а в случае его смерти занимал его пост, даже если среди командующих фронтами и отдельными армиями были старше его в чине²⁵. Новый наштаверх прекрасно подходил под эти требования. «Это был простой и прямой человек, у которого слова не расходились с делом, – вспоминал А. А. Самойло. – Он обладал глубоким теоретическим и, главное, практическим знакомством с военным делом»²⁶. «В домашней жизни, на службе и всюду генерал Алексеев отличался поразительной простотой, – вспоминал Г И. Шавельский. – Никакого величия, никакой заносчивости, никакой важности. Мы всегда видели перед собой простого, скромного, предупредительного, готового во всем помочь вам человека»²⁷. Другим положительным качеством М. В. Алексеева была его огромная работоспособность, сочетавшаяся с личной скромностью и выдержкой. Об этом упоминают практически все, кто имел возможность наблюдать за ним в работе. Главной задачей, стоявшей перед наштаверхом, как теперь все чаще стали называть и пост, и человека, его занимающего, стала реорганизация армии²⁸.

Завершение Великого отступления: Виленская операция и Свенцянский прорыв

О

дной из первых проблем, с которой столкнулся М. В. Алексеев в качестве начальника штаба Верховного главнокомандующего, был Свенцянский прорыв. Германское командование, ободренное чередой успехов, решило осуществить глубокий охват русского Западного фронта. «Наиболее грозное положение создалось под Вильной (конец августа и начало сентября), – вспоминал А. И. Деникин, – когда фронтальной атакой и прорывом шести конных дивизий в наш тыл (у Свенцян) немцы сделали чрезвычайное усилие окружить и уничтожить нашу 10-ю армию. Но упорством русских войск и искусным маневром генерала Алексеева прорыв был ликвидирован, и армия вырвалась из окружения»¹. Нельзя не отметить, что утверждение А. И. Деникина несколько категорично. Первым шагом М. В. Алексеева в новом качестве была попытка организовать маневренную группу в тылу русского фронта, достаточную для того, чтобы нанести контрудар в случае возможного прорыва противника. Для этого он решил снять с гродненского направления значительную часть 1-й армии (Гродно уже было занято немцами) и вывести ее потрепанные корпуса (в девяти корпусах 21,5 пехотной и 1,5 кавалерийской дивизий числилось всего 102 364 штыка и около 4 тыс. сабель) в тыл для пополнения и создания резерва – для начала на левом фланге 10-й армии. Позже предполагалось расположить резерв на полоцком направлении. Сменить эти силы должна была 2-я армия². Иначе говоря, М. В. Алексеев вынужден был выполнять план Николая Николаевича (младшего), который он фактически

саботировал во время новогеоргиевско-ковенской истории. Однако это привело к задержке в перегруппировке войск на несколько суток, что сыграло самую отрицательную роль в дальнейшем.

Кроме того, Ставка после падения Ковно потеряла время, будучи не в силах определиться с направлением возможного удара противника. 20–21 августа 1915 г. германский флот успешно осуществил прорыв в Рижский залив. Действия немцев были внезапными для русского командования и вновь возбудили у него опасения по поводу вероятного десанта противника в тылу русских войск. Так, возможность комбинированного удара на Ригу вместе с десантом на побережье заставила Ставку метаться с единственным свободным корпусом – Гвардейским. В какой-то степени это было вызвано временными сомнениями в надежности флота. В августе 1915 г. Верховное командование сняло ограничения на использование командующим Балтийским флотом линкоров, как старых, так и новых. Раньше для вывода из Гельсингфорса дредноутов необходимо было разрешение Верховного главнокомандующего. Корабли стояли в абсолютно спокойном тылу. Однако именно в первой половине сентября 1915 г. на броненосном крейсере «Россия» и линкоре «Император Павел I» произошли волнения. Внешними поводами для них было недовольство матросов «немецким засильем» и качеством питания³.