1915 год. Апогей

Еще 21 сентября 1915 г. генерал Я. Гамильтон изложил их предельно ясно в своем дневнике: «История не оставляет сомнений по поводу Салоник. Во всех кампаниях, которые велись в этом самом районе, роль, которую играли Салоники, была военно-морской, а не военной. Этому должна была быть веская причина: она была и она все еще существует – это география! Нельзя было ранее и нельзя сейчас провезти какой-либо большой груз через (выделено автором. – А. О.) пару узких расщелин в бездорожном лабиринте гор. Проблема – это повторение афганской дилеммы. Большая армия будет голодать в Нише и на Дунае; маленькая армия будет проглочена противником»¹². Всего через три дня после того как Я. Гамильтон сформулировал свое видение положения, М. В. Алексеев сделал запрос о возможной посылке британских войск на помощь сербам. 11 (24) сентября 1915 г. директор канцелярии МИДа М. Ф. Шиллинг доложил о согласии Франции послать для этого 150-тысячную армию. Начальник штаба Ставки интересовался, не мог бы Лондон выделить такое же количество войск на Балканы¹³.

Ничего подобного там и не собирались делать. На очереди стоял вопрос о прекращении Галлиполийской операции. 17 октября 1915 г. неудавшийся победитель Константинополя Я. Гамильтон отправился в Англию, и командование принял генерал Ч. Монро¹⁴. На самом деле англичане вовсе не собирались идти в глубь Балкан, тем более значительными силами.

Еще хуже было положение британских союзников, вместе с которыми они высадились в Греции. Генерал М. Байо, командовавший французской дивизией, прибывшей в Салоники из Дарданелл, получил в течение семи дней несколько противоречивших друг другу приказов: 3 октября 1915 г.

пришел приказ двигаться на Ниш для соединения с сербской армией (главной проблемой виделось определение местонахождения сербской штаб-квартиры и налаживание связи с ней); 7 октября он получил телеграмму, извещавшую о том, что в Сербии нет продовольствия; 8 октября – приказ двигаться на Струмицу (то есть в Сербию), а 10 октября – не переходить сербо-греческую границу¹⁵.

Вскоре французские силы в Салониках получили нового командующего – М. Саррайля. Этот 59-летний генерал был на особом счету у президента республики¹⁶. В начале войны его 3-я армия имела успех, вслед за которым, впрочем, пришли потери без соответствующих достижений. А. Мильеран еще 22 июля 1915 г. вызвал его из Вердена и поручил разрабатывать план будущих операций в районе Проливов. 11 августа генерал представил Р. Пуанкаре альтернативные варианты направлений возможного удара: «высадку десанта в Адрамите, операцию в районах Чанака, Чардака или Бруссы, высадку в Смирне или Александретте и, наконец, интервенцию в Сербии после занятия Салоник». И далее президент Франции добавил: «Кажется, он предпочитает эту последнюю операцию». Такой выбор отнюдь не удивителен, так как в это же время французские военные атташе в Сербии и Черногории и бывший военный атташе в Турции, изучив вопрос об экспедиции на Балканы, сочли ее вполне возможной, отметив, правда, что пути сообщения между Салониками и Россией, проходящие через территорию Сербии и Румынии, нуждаются в ремонте¹⁷.

Немалое значение для судеб Салоникского фронта имел и тот факт, что французское правительство видело особый смысл в назначении М. Саррай-ля. По мнению посла Великобритании во Франции, это прежде всего был способ удалить с главного фронта неугодного генерала, которого подозревали в симпатиях к радикалам-социалистам и даже масонам¹⁸. Следует отметить, что радикальные социалисты на выборах 1914 г. получили в Палате представителей 136 мест. Это была самая многочисленная партия французского парламента, хотя она и не являлась большинством, однако правительство не могло не считаться с ней. Лидеры партии не скрывали своих симпатий к М. Саррайлю¹⁹. В близости к масонам генерала подозревали французские военные и особенно те, кто выдвинулся в первые два года войны: Н. де Кастельно, Л. д’Эспере, Ф. Фош, Ф. де Лангль де Кари и другие – все это были люди, которых до войны не очень жаловал политический режим Третьей республики, так как они имели репутацию клерикалов и консерваторов²⁰.

«Для военной клики, – отмечал Д. Ллойд-Джордж, – он был политическим генералом, что попросту означало, что руководящие политические деятели Франции относятся к Саррайлю с доверием. Лучше быть «другом мытарей и грешником», чем другом политиков. Для французского Генерального штаба Саррайль был поэтому более опасным врагом, чем сам фон Клюк. Генерал, который не пользуется симпатиями Генерального штаба, имеет меньше шансов на успех, чем политик, которого не любят партийные руководители. Последний может апеллировать к народу и тем самым занять такое угрожающее положение в партии, что лучше будет успокоить его, выдвинув на лучший пост. Но для солдата обратиться к какому-либо гражданскому судилищу, подвергая сомнению стратегический план или компетентность своих начальников, является само по себе таким прегрешением против профессиональной этики, которое делает его отщепенцем»²¹.