1917, или Дни отчаяния

– О да… – улыбается Марг. – Именно поэтому я не уехала с подарком Мишеля, с бриллиантом, стоившим состояние, а отдала камень за его жизнь… Я не боюсь вас, Елизавета Михайловна. Я не боюсь того, что вы расскажете о моем горе мужу. Я не стала любить его меньше, а он не стал любить меньше меня. Вы же уже сообщили ему? Не удержались?

– Не хами мне, – мадам угрожающе склоняет голову, глядя на невестку исподлобья. – Что ты о себе возомнила? Скажи, ты беременна?

Марг дерзко задирает подбородок и выплевывает свекрови в лицо:

– Да.

– Это действительно чудо, – говорит мадам Терещенко. – Врач был уверен, что ты останешься бесплодной.

– Значит, он ошибся, – пожимает плечами Маргарит. – Или Бог дал мне еще один шанс понести от вашего сына.

– Ну, неси, неси… – цедит мадам зло. – Чушь ты несешь! Ваш брак не от Бога. Не от его воли и светлого чувства, а от похоти… Вы как коты, прости меня, Господи… Не для размножения, а только для удовлетворения низменных инстинктов, за что и наказаны! Но ты рано радуешься, невестушка! Я знаю своего сына! Рано или поздно он тебя бросит. Наиграется – и бросит. Родишь ты ему одного или трех детей – неважно. Ваш брак обречен, просто ты этого еще не поняла!

– Вы позвали меня, чтобы оскорбить? – спрашивает Маргарит. – Не думаю, что у вас получится…

Мадам Терещенко машет в ее сторону рукой.

– Оставь. Я не тебя сюда пригласила, а ее… – она указывает на Мишет. – Возьми шкатулку со стола.

Марг берет со стола объемистую инкрустированную шкатулку, приоткрывает крышку и с удивлением смотрит на свекровь.

– Что это?

– Мои игрушки. Скопилось за жизнь.

– Тут целое состояние… Мы не можем это…

– Это не тебе, – перебивает мадам Терещенко. – Ты не бери. Это ей. Ее наследство. Ни тебя, ни детей твоих я видеть больше не хочу. Но этого хватит на то, чтобы ее вырастить, дать подобающее образование и приданое. Прощай.

Елизавета Михайловна встает, давая понять, что разговор окончен. Встает и Маргарит – Мишет держит мать за руку. Мадам не сводит глаз с внучки, но не делает даже попытки ее позвать.

– Подойди, попрощайся с мадам, – говорит Марг девочке по-французски.

– Не надо, – в голосе мадам Терещенко металл и битое стекло.

– Я хотела бы сказать, что мне жаль, – говорит Марг. – Но мне не жаль, Елизавета Михайловна. Прощайте. Мы уезжаем в Дижон, к моей семье.

– Он бросит тебя, – говорит Елизавета Михайловна в спину невестке. – Он уже тебя бросил.

Сентябрь 1918 года. Христиания. Порт

У пирса пришвартовано пассажирское судно. Вокруг судна суета, всегда сопровождающая посадку.

По причалу идет Терещенко с Маргарит, чуть позади, рядом с тележкой с чемоданами, за ними следует Бертон. За Бертоном и носильщиками семенит няня. Маленькая Мими на руках у Михаила. Она крепко держит отца за шею и крутит головой, разглядывая все вокруг.

Маргарит и Мишель разговаривают на ходу, негромко, чтобы не расслышали сзади.

– Ты уверен, что мой отъезд необходим?

– Совершенно уверен.

– Я не хочу ехать в Париж одна.

– А я не могу попасть во Францию без визы, Марг. Это бессмысленный спор.

– Зачем мне ехать туда без тебя?

– Чтобы остаться в живых, Маргарит. Я не хочу, чтобы ты и Мишет пострадали из-за меня. Давай я не буду вдаваться в подробности, просто поверь мне на слово – мы уже могли быть мертвы.

– Вы пока постойте в стороне, – говорит Бертон. – Я распоряжусь насчет багажа.

Супруги отходят в сторону.

– Не спорь со мной, – отрезает Терещенко. – Я принял это решение, ты должна подчиниться.

– Это потому, что тебе больше не нравится спать со мной?

– Марг, ты умная женщина, но почему же ты иногда ведешь себя, как круглая дура?!

– Потому, что я не вижу причин расставаться с тобой, муж мой. Особенно после того, что с нами случилось за последний год!

– О Господи! – Михаил на миг устремляет взгляд в небо. – Дай мне силы! Хорошо, Марг. Причин этих как минимум две. В ту ночь, когда я попросил тебя ночевать не дома, мы с Ларсом убили двух агентов Ленина.

– Что?!! Что вы сделали?

– Застрелили их, а трупы сбросили в фьорд.

– О Господи, – шепчет Маргарит.

– Но это еще не все причины. Я не планировал тебе сообщать, но в Москве был убит Дарси. Догадываешься, кто мог отдать приказ убить Дарси?

– О Боже…

Глаза Марг наполнятся слезами.

– Дарси убит?

– Да.

– Это ты убил его, Мишель…

Она начинает плакать. Терещенко обнимает жену. Мими, воспользовавшись удобным случаем, обнимает их обоих.

– Я волнуюсь о вас, – шепчет Терещенко. – Я не хочу, чтобы вас убили. Я виноват, Марг. Я недооценил этих мерзавцев. Я виноват и перед тобой, и перед Дарси. Я кругом виноват! Но я ничего не могу изменить… Если бы я мог, то все бы было иначе. Но я ничего не могу. Уезжай, я приеду, как только французы дадут мне визу. А сейчас… Сейчас самое безопасное место – это вдали от меня, понимаешь?

Гудит пароходная сирена. У выхода из гавани видна корма уходящего судна. За ней вьются чайки.

Терещенко и Бертон стоят на пирсе, глядя вслед кораблю.

– Так будет спокойнее, – говорит Терещенко.

– Несомненно, – отзывается Бертон.

Оба закуривают.