1918 год: расстрелянное лето

– Да погоди ты, не торопись, мил человек. Вон стул стоит перед тобой. Садись, потолкуем, – старик изобразил улыбку, больше напоминающую оскал волка, и сделал приглашающий жест рукой.

– Говорите, что нужно, а потом я пойду. Начнем с тебя, антиквар.

Старый еврей не стал отвечать, просто отвел глаза. Причем не от стыда, а от страха, чтобы не раздражать лишний раз человека, который держит твою жизнь на кончике пальца, упирающегося в спусковой крючок. В отличие от него, главарь великолепно держал себя в руках.

– Ты бы все же присел, мил человек, разговор может длинным оказаться.

– Может, хватит, старик, языком попусту болтать.

– Ишь невежливый какой! Ладно, пусть будет по-твоему. Давай будем знакомиться, а затем и к делу перейдем. Зовут меня Савелий Лукич. А тебя как звать-величать, мил человек?

– Это лишнее.

– Как знать, как знать. Вот гляжу я на тебя, мил человек, и все понять не могу, кто ты есть. Вроде обличьем ты как бы офицер, и обхождения в тебе воровского нет, да и по фене не ботаешь, значит, не урка, зато по масти – самый что ни есть настоящий убивец. Жиган, что ли, будешь? Из новых? – сейчас в голосе главаря звучало брезгливое любопытство.

Из объяснений Воскобойникова я знал, что старые воры-законники считали себя носителями воровской идеи. Прошедшие царскую каторгу и арестантские роты, воры жили по своим законам и традициям, а неожиданно появившиеся в их среде жиганы стали для них явлением новым и во многом непонятным, так как среди них были самые разные люди: белые офицеры, анархисты, красноармейцы, приказчики и чекисты.

– Много будешь знать, старик, скоро помрешь.

– Не надо меня пугать, мил человек. Меня смерть своим крылом несколько раз касалась, поэтому страх давно уже умер в моей душе. Вот скажи мне, мил человек, не ты ли Креста с подельниками положил на Банкетной?

– Если и я, то что?

– Крест мне вообще не интересен. Шлепнули его – и ладно. Мне интересно то, что вы там взяли.

– Твоей доли там нет.

– Хм. Доли нет, говоришь? Это как сказать. Пока ты мне вот что скажи: что вы там еще взяли, кроме того, что скинули Абраму?

– Пустой разговор.

– Не скажи. Очень даже не пустой, а даже очень интересный. Теперь скажи мне, Василий Иванович Чапаевский, что ты в Москве делаешь? Или лучше тебя звать Вадимом Беклемишевым?

Они уже были покойниками в тот самый момент, когда я только переступил порог этой комнаты, просто этими словами старый главарь ускорил свою смерть. В следующую секунду ствол был направлен в голову старого бандита.

– Нет человека – нет проблем.

Лицо бандитского главаря застыло, закаменело, он даже толком не понял, что сказал этот человек с холодным взглядом, но звериным инстинктом понял, что сейчас умрет. Привыкший к власти, покорности и страху других людей, он неожиданно почувствовал тоскливую обреченность неизбежной смерти. За секунду до своей смерти. Он уже не видел и не слышал, как дико заорал перепуганный до смерти старый еврей:

– Не стреляй!! Библия!!

Секунда, и я принял решение, мгновенно сместив ствол в сторону лежащих на полу бандитов, которые только начали приподниматься, и дважды нажал на спусковой крючок.

– Абрам, на выход! – скомандовал я, подбегая к двери.

Испуганный до смерти, старый еврей безропотно вскочил с кресла и довольно живо засеменил к двери. Не дожидаясь его, я толкнул дверь и выскочил в коридор. Никого, только четыре трупа бандитов, изломанными куклами лежащие на полу. Быстро спустившись по лестнице, я вбежал в мастерскую. Она, как и ожидалось, оказалась пуста. Дождался антиквара, после чего мы выскочили на улицу. Воскобойников уже ждал нас с извозчиком в начале улицы. Правда, вид у «водителя кобылы» был невеселый, так как бедолага подумал, что попал в бандитскую разборку. Улица, и так не сильно оживленная, была практически пуста. Услышав, пусть и не громкие, выстрелы, народ, зная, чья здесь находится штаб-квартира, и не желая иметь к этому никакого отношения, быстро попрятался. Мне уже было известно от Воскобойникова, что сейчас в городе действует больше тридцати крупных банд, не считая грабителей, воров и жуликов всех мастей, которые наводнили город, прибыв из мест заключения. Полицию упразднили, а вместо них появились рабочие и солдатские патрули, которые только и делали, что бестолково ходили по городу, как сказал мне бывший полицейский.

Спустя пятнадцать минут я расплатился с извозчиком, который с радостным удивлением вытаращился на десятирублевую купюру, так как по нынешним временам с ним могли расплатиться пулей. Дальше мы уходили дворами. Спустя десять минут нам пришлось остановиться, так как ноги не держали старого еврея.

– Не… могу больше. Сейчас… упаду.

– Абрам, тут трактир за углом. В ста шагах. Дойдешь? – спросил его Воскобойников, настороженно поглядывая по сторонам. – Посидим, отдохнем.

Еле дыша, антиквар кивнул головой и срывающимся голосом сказал:

– Дойду… Иван Николаевич.