1918 год: расстрелянное лето

– За жратвой пошли. Дядька, а что снова дело есть?

– Есть. Не обижу.

– Здорово! Мы совсем богатые станем! – обрадовался Ванька.

– Молчи, дурак! Степка, что нам сказал: о деньгах никому ни слова.

– Сам дурак! Их же нам дядька и дал.

Егорка, не зная, что сказать, замолчал, сконфуженный, но уже спустя пару минут смеялся моим шуткам. Время до прихода старших ребят пролетело незаметно. При виде меня они сразу обрадовались и заулыбались, так как сразу поняли: предстоит денежная работа. Разговор состоялся короткий и деловой, по его окончании я дал им пятьдесят рублей, после чего ушел.

Еще спустя два дня я пришел по указанному Абрамом Моисеевичем адресу. Остановившись у вывески «Швейная мастерская мадам Брошкиной», осторожно огляделся по сторонам, после чего вошел. В большой комнате стояло две швейные машинки, и за одной из них сейчас сидела и что-то шила худенькая девушка. Она так и не обернулась ни разу за все-то время, что я находился в мастерской. За длинным столом, где лежал раскрученный рулон материи, стояла женщина с метровой линейкой, лет тридцати пяти, весьма симпатичная, в пестром цветастом платье. Вот только оно никак не сочеталось с ее располневшей фигурой.

– Мое почтение, мадам.

Она быстро окинула меня цепким и внимательным взглядом.

– Здравствуйте, коли не шутите. Пиджак? Брюки?

– Я от антиквара, насчет документов.

– Деньги с собой?

Я кивнул.

– Фото?

Я подал ей две маленькие фотографии.

– Половину денег сейчас, половину – когда получишь ксиву на руки. Придешь завтра во второй половине дня. Лучше часам к трем.

– Насколько они надежные? – поинтересовался я у полной дамы, после того как вручил ей двадцать пять тысяч рублей.

– Смешно спрашиваешь. Самые настоящие. При большевиках все проще стало: напечатал бумажку, поставил печать и вот тебе документ.

– Мне не нужна такая бумажка…

– Я же сказала: будут тебе самые настоящие документы. Не отсвечивай, иди.

Вернувшись, рассказал Воскобойникову, как меня приняли.

– Толстуха. Симпатичная. Лет тридцати пяти… – бывший агент даже прикрыл глаза, пытаясь вспомнить женщин, которые проходили по его уголовным делам, потом открыл, покачал головой и сказал: – Нет. Чего-то такого персонажа у себя не припомню. И еще, Вадим Андреевич, завтра пойдем вдвоем. Отказа не приму.

Я только покачал головой, но ничего говорить не стал. Скоро Воскобойников ушел за продуктами, а вернулся с кучей новостей.

– Вадим Андреевич, тут по всему городу говорят, что казаки Астрахань взяли, а Добровольческая армия собирает силы и скоро пойдет на Москву. Про Ярославль еще говорят, что там прямо война идет. Красные артиллерию подогнали и теперь бьют из пушек прямо по городу.

– Что еще?

– Еще… В Москве начались повальные аресты. Идут слухи, что среди комиссаров началась паника и в тюрьмах стали расстреливать бывших офицеров. Поостеречься бы надо.

– Может, все же со мной поедете, Иван Николаевич?

– Нет. Я лучше дождусь, когда вы с добровольцами освободите Москву, и снова займусь своим делом: буду ловить убийц и грабителей.

Только теперь я понял, почему ему так хотелось сопровождать меня за документами. Он смертельно скучал по своей прежней работе, а тут хоть какая-то ее видимость будет.

Назавтра, за два часа до назначенного времени, мы с Воскобойниковым вышли на улицу и пошли пешком. На этом настоял бывший полицейский агент, объяснив это тем, что швейная мастерская не так уж далеко, дорога займет не более часа, а дворами и проулками идти намного безопаснее, чем улицами, по которым сейчас ходят многочисленные большевистские патрули. Действительно, по дороге нас никто не побеспокоил, да и пришли мы сравнительно быстро, что говорило об отличном знании родного города бывшим полицейским агентом. Выйдя на нужную нам улицу, мы сразу разошлись, делая вид, что не знакомы друг с другом. Воскобойников пошел по другой стороне улицы прогулочной походкой, поглядывая по сторонам, а я наоборот, торопливо зашагал, все больше разрывая между нами дистанцию. Открыв дверь швейной мастерской, я вошел и остановился. Сегодня хозяйка мастерской сидела на пару со своей работницей, и обе что-то быстро строчили на швейных машинках. Ни та, ни другая не обернулись в мою сторону. Сделав два шага, я сказал:

– Мадам, я пришел, как договаривались, но если забыли, напомню. Я от антиквара.

Не отрываясь от своего шитья, она бросила:

– Дверь рядом с полками впереди себя видишь? Тебе туда. Там лестница, поднимешься наверх.

Сразу насторожило то, что мне сразу не отдали заказанные документы. Это могло означать только одно: со мной хотят поговорить.

«Вот только о чем?»

Пройдя мимо швей, открыл дверь, переступил порог и сразу окунулся в легкий полумрак. За спиной резко хлопнула дверь, притянутая пружиной, впереди лежал коридор, ведущий в подсобные помещения, а рядом шла наверх неширокая лестница, ведущая на второй этаж. Я ожидал охранника или подобную ему личность, но вместо этого меня встретила полная тишина. Сюда даже звуки с улицы не доносились. Здесь мои опасения окончательно получили подтверждение.