1918 год: расстрелянное лето

– Эти большевики совсем озверели! Стой! Стрелять буду! – передразнил он кого-то. – Я тебе выстрелю, сволочь пролетарская!

– На вас лица нет, Иван Николаевич. Что случилось? – спросил я, одновременно прислушиваясь к звукам.

– Случилось. Да еще как случилось! Иду я себе спокойно, до дома уже недалеко, завернул за угол, а тут мне навстречу патруль. Вы тут недавно говорили, что вас чекисты ищут… Ну, я в бега. Нервы подвели, Вадим Андреевич. Они за мной бегут, кричат, вот только я здесь все проходные дворы знаю. Убежал.

Подойдя к окну, которое выходило на улицу, я, осторожно отодвинув занавеску, выглянул и сразу увидел на противоположной стороне улицы солдатский патруль. Все трое стояли и растерянно крутили головами в разные стороны.

– Действительно. Оторвались, – я засунул кольт сзади за ремень и повернулся к Воскобойникову. – Вот только сегодня нам на улицу никак нельзя.

– И нечего нам там делать. Вы как хотите, а я сто грамм для успокоения души приму, – он встал, подошел к буфету, открыл дверцу и вопросительно посмотрел на меня. Я отрицательно покачал головой. – Как хотите.

Он достал графинчик, стопку и только закрыл дверцу буфета, как что-то увидел на полу и неожиданно спросил:

– А что это библия здесь на полу валяется?

– Это я ее выронил из рук, когда вы в квартиру вбежали, а потом вы поддели ее в сердцах ногой.

– Ох, грехи наши тяжкие! Святая книга, а я ее ногой! Это как же меня сподобило! – запричитал Воскобойников, потом поставил графинчик и стопку на место, наклонился и поднял библию.

Я снова повернулся к окну и посмотрел сквозь щелку между занавесями. Рабочих с винтовками на улице уже не было.

– Вадим Андреевич! – неожиданно раздался взволнованный возглас Воскобойникова. – Гляньте сюда скорее!

Я резко повернулся. На руках бывшего агента лежала библия с надорванной обложкой, у которой из-за корешка выглядывал кончик денежной купюры. Подошел, потянул за краешек и вытащил сложенную по длине в несколько раз купюру в двадцать пять рублей. Развернул, расправил, внимательно осмотрел с двух сторон, затем посмотрел ее на свет. Никаких проколотых отверстий не нашел. Обычная купюра. Вопросительно посмотрел на Воскобойникова: может, он что подскажет? Только встретив такой же непонимающий взгляд, понял, что он тоже в полном недоумении.

– Секрет. Только какова его разгадка?

Я пожал плечами и положил купюру на стол. Иван Николаевич, забыв о водке, присел к столу и сначала стал внимательно изучать банкноту, а затем с таким же пристальным интересом листать библию, видимо, пытаясь в ней найти разгадку тайны. Я тем временем развернул пакет, что принес Воскобойников, вытащил одежду и разложил ее на диване. Это был мундир чиновника-железнодорожника, вместе с брюками и форменной фуражкой. Иван Николаевич, оторвавшись от библии, какое-то время смотрел то на меня, то на мундир, потом неожиданно встал и подошел к комоду. Открыл дверцу и несколько минут рылся на полках, после чего его лицо осветилось довольной улыбкой, он выпрямился и протянул мне коробку.

– Держите.

Я открыл крышку. Три вида усов, накладная борода и тюбик специального клея.

– Спасибо.

Быстро переоделся, взял коробочку с поддельными усами и пошел в прихожую, к зеркалу. Выбрав наиболее подходящие моему образу усы, приклеил и вернулся в гостиную, нашел и надел очки.

– Как я выгляжу? – обратился я Воскобойникову.

Иван Николаевич оторвал голову от библии, посмотрел на меня и воскликнул:

– Вас не узнать! Как есть вылитый чиновник министерства путей сообщения! И совсем не похожи на себя прежнего. Только еще одно: петлицы и погончики спорите от греха подальше.

Я посмотрел на задумавшегося бывшего полицейского агента и сказал:

– Мне бы к такой смене внешности документы подобрать.

Воскобойников поскучнел:

– Нет, Вадим Андреевич. Людей знаю, но на поклон к ним не пойду. Не имел я дел с уголовниками раньше, пусть так оно и впредь будет.

– Спасибо и на этом. Скажите, Иван Николаевич, а Абрам Моисеевич может решить вопрос с документами?

– Он-то сможет, вот только захочет ли с вами после этой истории связываться. Абрам далеко не трус, раз с иванами каторжными знался, но при этом хитрый и осторожный, как тот лис. Вот ежели ему выгода какая, то дело другое, – тут бывший агент бросил взгляд на саквояж, так и стоявший на полу, хмыкнул в усы и сказал. – А что! Если осторожно с ним поговорите, то думаю, не устоит, сделает. Вот только рискуете вы сильно, Вадим Андреевич. Ох, сильно! Ждут вас там чекисты.

– Риск для меня – привычное дело.

Вооружившись, я взял только саквояж, так как заплечный мешок не вписывался в имидж железнодорожного чиновника, получившего наследство от умершего на днях дедушки.

Спустя час я уже открывал дверь антикварной лавки. Войдя, увидел, как один из чекистов, белобрысый парень, изображавший покупателя, бросил на меня внимательный взгляд, но почти сразу потерял ко мне интерес, не узнав под маской интеллигентного чиновника опасного белогвардейского шпиона, объявленного в розыск.