1918 год: расстрелянное лето

– Что это за церковь? – спросил я.

– Это, ваше благородие, Александро-Невская церковь, – ответил извозчик. – Зайдешь, дух захватывает, а лепота такая, что голова кружится.

Так как это был первый крупный город на моем пути, то я с интересом наблюдал за людьми на улицах. По улицам степенно выступали солидные господа, как я решил, бывшие титулярные и надворные советники. Неспешно прогуливались, поблескивая перстнями на пальцах, со своими, пышными телом, супругами купцы и заводчики, чеканили шаг коротко стриженные офицеры. Кричали торговцы-разносчики, хваля свой товар, им вторили мальчишки-газетчики, выкрикивая последние новости. Пару раз глаз замечал серую форму германских патрулей и прогуливающихся немецких офицеров. Еще несколько минут своего внимания я отдал вывескам и витринам магазинов, после чего переключился на женский пол. Светлые кофточки, длинные юбки, кокетливые маленькие шляпки с цветочками. Было много молодых женщин и девушек. Все они неспешно прогуливались, плавно покачивая бедрами, весело смеясь и разговаривая. Проезжая мимо них, я понял, что хочу женщину. До этого момента мне было не до телесных удовольствий, так как все время своего пребывания в новом мире я только и делал, что стрелял, убегал и устраивал засады, а в поезде – отсыпался и отъедался. Причем я настолько отвлекся, провожая взглядом очередную симпатичную барышню, которая шла с кавалером под ручку, что голос одного из извозчиков стал для меня неожиданностью:

– Приехали, господа хорошие!

Пролетки остановились у большого трехэтажного особняка, окруженного кованой решеткой в два метра высотой. Нетлин соскочил на землю и пошел к двустворчатым ажурным металлическим воротам с трагическим выражением лица. Оно и понятно, хозяин обязательно спросит с него за дочь, и он будет виноват. Он уже считал себя виноватым, но, несмотря на это, прямо сейчас прокручивал в голове доказательства своей невиновности. Правда, прямо сейчас они уже не казались ему уж такими убедительными, как в поезде. Остановившись у закрытых ворот, приказчик обернулся, посмотрел на свою семью, потом бросил на меня умоляющий взгляд. Я усмехнулся краешками губ, выпрыгнул из пролетки и пошел к ожидавшему меня приказчику. Не успел подойти, как Нетлин почти прошептал:

– Век вам буду благодарен, господин поручик.

Не успел он так сказать, как открылась парадная дверь особняка. Приказчик по-собачьи преданно устремил свой взгляд вперед. Я сразу подумал, что был бы у него хвост, он бы им завилял, показывая любовь и преданность хозяину. Из дверного проема сначала вышел широкоплечий молодой парень, сразу сбежавший по ступенькам, а за ним – сам хозяин. За ним появился старый и верный слуга Игнат, который, как помнил приказчик, при хозяине был не менее двадцати лет. Нетлин отлично его знал, а вот молодого парня в услужении у хозяина видел впервые. Хозяин что-то сказал молодцу, и тот рысью бросился к воротам. Открыл. Старший приказчик перед тем, как идти к Ватрушеву, заколебался, снова бросил взгляд на замершую семью. Даже извозчики, что-то почувствовав, напряженно застыли. Я понял нерешительность Нетлина, который тем самым меня подталкивал вперед, поэтому быстро зашагал к входу в особняк, а спустя десяток секунд сразу за мной раздались торопливые шаги приказчика. Поднявшись по лестнице, остановился в нескольких шагах от хозяина дома. Быстро обежал его взглядом. Крепкая фигура еще не старого человека, лет пятидесяти. Лицо грубоватое, но не отталкивающее, а вот во взгляде, устремленном на меня, явственно читались злоба и презрение. Тело напряжено, а пальцы сжаты в кулаки, от того, чтобы броситься на меня, его удерживала сила воли. Раз он меня узнал, сделал я свой вывод, значит, мы уже были представлены раньше. Только я открыл рот, чтобы поздороваться, как владелец дома резко спросил:

– Где моя дочь?!

– Не знаю. Насколько мне известно, со слов вашего приказчика, мы с ней расстались еще в Москве.

– Со слов моего приказчика?! Как это понимать?!

– У меня частичная потеря памяти. Лично не помню ни вашей дочери, ни вас. Помню только события последней недели, начиная с плена у красных.

– Что за чушь! Он потерял память! Ты совесть и честь потерял, подлец! Ты бросил мою дочь и сбежал! Он, видите ли, память, потерял! Но ничего! Я найду на тебя управу! Найду! Ты мне ответишь! Головой своей ответишь!

– Вы успокойтесь для начала, Владимир Тимофеевич. Давайте…

– Видеть тебя не могу! Митька! Выкинь его вон! Вон!!

Подскочивший ко мне здоровяк только успел меня схватить за рукав и развернуть к себе, как получил жесткий тычок в гортань, после чего схватился за горло, захрипел, выпучив глаза, при этом мгновенно потеряв ко мне всякий интерес. Я снова повернулся к хозяину дома, который уже стоял со сжатыми кулаками и был готов броситься на меня.

– Может, все-таки поговорим, Владимир Тимофеевич?

Вдруг что-то промелькнуло в его глазах, и он неожиданно ухмыльнулся:

– Поговорим! Обязательно, поговорим.

«Явно что-то задумал. Пока два варианта. Подключит к этому делу немцев или добровольцев».