1918-й год на Востоке России

Это сравнение невольно бросалось в глаза, и каждому было ясно, с кем народ и кто против народа. Успех Сызрани, точно так же как и успех на всех остальных фронтах, поставил перед нами вопрос, что делать. В это время в Самару прибыл военный французский агент при чешском национальном совете комендант Альфонс Гине, который на общем собрании военных руководителей заявил нам, что согласно союзному плану нам необходимо продолжать наши завоевания на Волге, для создания и удержания в своих руках Волжского фронта до той поры, пока не подойдут союзники, а союзники, по его словам, должны были подойти очень скоро. Это вполне отвечало тому плану, который был выработан союзными и русскими организациями в Москве и по которому волжский плацдарм, приблизительно от Казани до Саратова, и Северный фронт у Вологды должны были быть созданы возможно скорее. Это подтверждалось тем обстоятельством, что мы знали о высадке союзных войск в Мурманске и Архангельске, об их боях в направлении Вологды и о прокламации американского посла Френсиса в Архангельске, в которой он призывал русский народ к борьбе против большевиков, обещая им помощь всех союзников.

Альфонс Гине сказал нам, что в целях союзников и России нам необходимо торопиться со взятием городов Симбирска, Казани, а также и Саратова. Кроме того, Симбирск был нам очень важен потому, что там был единственный патронный завод, то есть именно то, чего у нас не хватало.

Я не могу здесь не отметить исключительной трудности и исключительного геройства, с которым чехословацкие части и части новой Народной армии выполняли свою нелегкую задачу. Ведь они начали буквально с голыми руками: голыми руками они добывали себе винтовки, затем добыли патроны, добыв и то и другое, добыли пулеметы и легкую артиллерию, затем добыли тяжелую артиллерию — все это добывалось у своего противника; все наше снабжение протекало именно путем отобрания всего необходимого нам в военном смысле у бесконечно превосходящего нас силами и техникой врага.

Помощь союзников, обещанная нам столько раз, в это время реально не была осуществлена ни войсками, ни вооружением, но вера в их приход, подкрепленная их официальным заявлением, была настолько велика, что приход этот не вызывал ни у кого никаких сомнений, и, производя нашу мобилизацию для продолжения начатой борьбы, мы все время имели в виду борьбу не только с большевиками, но и с Германией, о чем и объявлялось официально населению.

Больше этого: в это время нами было приступлено к сформированию семи стрелковых дивизий именно для борьбы с Германией. Были сформированы кадры и намечен весь план их развертывания, и единственное, чего нам не хватало для осуществления этого плана, — это вооружения.

Фактически в это время мы уже приносили известную помощь общесоюзному делу, отвлекая, во-первых, некоторое число пленных от отправки их на Западный фронт и составляя, кроме того, существенную угрозу для германцев, ибо наше продвижение вперед к Москве грозило им созданием нового Восточного фронта.

Ввиду всех этих соображений, полковник Чечек решил взять Симбирск и с этой целью приказал командиру 1-го чешского полка, капитану, а ныне полковнику Степанову, начать движение с двумя батальонами полка от Уфы по железной дороге к Симбирску.

В Симбирске в это время было сосредоточено около 7 тысяч большевистских войск, правда несколько дезорганизованных как нашим успехом, так и попыткой большевистского главнокомандующего Муравьева поднять вооруженное восстание против Советов. В связи с убийством Мирбаха и с поражением у Сызрани этот главнокомандующий решил переменить фронт и произвести переворот в Симбирске. Произвести этот переворот ему не удалось, он был убит, но известная дезорганизация была внесена.

Батальоны капитана Степанова двинулись с необычайной быстротой, разбивая многочисленные советские войска, расположенные по Волго-Бугульминской железной дороге. У большевиков на этой дороге было два прекрасных бронированных поезда, именовавшиеся один — «Товарищ Ленин», а другой — «Воля или Смерть». У Степанова был самодельный броневой поезд, то есть платформа, на которой было поставлено трехдюймовое орудие под командой поручика русской службы Холявина. Этот последний из 13 первых пушечных снарядов 12-ю угодил в «Товарища Ленина», большевистские поезда понеслись с бешеной скоростью по направлению к Симбирску, и все большевистские войска в панике разбегались. Позднее нам попал в руки переговор двух большевистских главнокомандующих — одного, находившегося в Симбирске, капитана гвардии Тухачевского, и другого, командовавшего на линии железной дороги матроса Пугачевского. «Что ты, — говорил последний, и тут следовало невыразимое ругательство, — не присылаешь подкрепления. Сколько раз я тебе говорил — присылай». — «Разве ты не знаешь, — отвечал другой, и следовало то же самое ругательство, — что вся моя сволочь разбегается».