1946 г, 47 г, 48 г, 49 г. или Как трудно жилось в 1940-е годы

Шайка Павла Т. тоже была злющая. Рыская по улицам в поисках добычи, они скрежетали зубами от злости. Но удача им выпадала нечасто. Ведь люди в то время жили небогато. Недаром говорили: «Нынче нужно три раза объехать вокруг света, чтобы найти «бобра». «Бобрами» называли зажиточных граждан. А где их было повстречать вот так запросто? Помню, как однажды поздней осенью 1947 года, возвращаясь домой, я наткнулся во дворе на Павла Т. и еще двоих из его шайки. Они тряслись от холода, а из-за давно пустых животов почти обезумили. Утром им удалось раздобыть поддельного вина, от которого их стошнило и едва не вывернуло наизнанку. Руки и ноги у них ходили ходуном. Бледные, худые и замызганные, но злые и готовые разорвать первого встречного. Такими они выскочили передо мной, и я испугался и подумал, что это мой последний день. Павел Т. вынул финку, но тут же спрятал ее и сказал: «Слышь, паря, выручи. Подыхаем… Вынеси хлеба. Век не забуду. Вынесли хоть по горбушке!» Я пошел домой и отрезал полбуханки хлеба, а потом подумал и отрезал еще четвертинку. Да еще свернул бумажку и насыпал в нее соли. Павел Т. и его дружки схватили хлеб, разделили, запихали его в рот и проглотили, кажется, не жуя. Я их понимал. Было три часа дня. Дома они, вероятно, не ночевали, но даже появившись дома, они все равно ничего бы не получили. Ни крошки. Им сказали бы: «Жди вечера». Вечером дали бы щей и немного картошки. 1947 год был таким же пустым и «голодным», как и 1946-ой. Если бы во дворах были голуби, как в нынешнее время, их переловили бы и съели. Не было ни собак, ни кошек. Только воробьи, вороны и крысы. И подросткам жилось, наверное, хуже всех: денег нет, а организм растет и требует пищи, а если дома не накормили, то еды взять неоткуда. Только воровать и грабить. Так было в сороковые годы… Так жили Павел Т. и его приятели. Когда они выросли и стали зрелыми мужчинами, они больше всего на свете продолжали ценить еду, табак, выпивку и развлечения – смотреть футбол, хоккей, играть в домино и карты. Каждый из них на всю жизнь остался грубым и невежественным, и мог по любому поводу нагрубить, нахамить и устроить драку. Они не уступали места в транспорте, толкались и сквернословили, не замечая ни женщин, ни детей, и не вынимали папирос изо рта. Было видно, что они совсем не уважают общество, потому что самое лучшее время – детство и юность – у них прошли зря.

Так на них повлияли сороковые годы.

А мы с мамой в 1947 году продолжали бедствовать до конца ноября. В ноябрьские праздники у нас на столе были только три карамельные конфеты да несколько сухарей из белого хлеба. Но мы радовались и этому. Приближался 1948 год, и мы рассуждали о том, каким он будет. Мама говорила, что рано или поздно в стране станет лучше с питанием и с другими товарами. Может быть, обстановка изменится уже в наступающем году, а может, только в 1949-ом. Кто знает. Мы, конечно, устали жить плохо, но плохо жили почти все, то есть большинство жителей нашей страны. Разговоры об уровне жизни в различных краях и областях СССР происходили повсюду. В очередях рассказывали, как плохо живут на Украине и в Молдавии, и как бедно живут на Урале, в Сибири и на Дальнем Востоке. Как бедствуют на Кавказе. Но люди в разговорах не упоминали правительство, то есть не давали оценку его работе – этого избегали. Говорили лишь о том, что пишут в письмах родственники и знакомые, или что рассказывают приезжие. Упоминали об этом сухо, без гримас, без резких жестов, негромко. Однако если в 1945—46 годах люди любили помечтать и пофантазировать о хорошей жизни, которая вот-вот должна будет наступить, поскольку мы победили в войне, то в 1948—49 годах таких разговоров уже не было. Обсуждали лишь текущие события. И мы с мамой в ноябре 1947 года тоже не мечтали, а лишь строили робкие предположения, начиная словами «может быть» и «возможно». В 1947 году отменили продуктовые карточки, отменили талоны на дрова и керосин, еще в этом же году произошла денежная реформа. Но жизнь лучше не стала, мы с мамой могли судить об этом по нашим знакомым и соседям, и, конечно, по себе. Наши достижения были такими же, как в 1944—45 годах.